– Вот кстати – негромко говорит мне Енот – давно хотел сказать, чтоб ты к своему пистолю ремешок приделал. Если в горке – то в левый рукав под резинку – пусть болтается там. Хорошо если за скобку коротенький ремешок – и торчит. Его и вытащить так проще, и потом если окончательно на пистоль перейти – то на руку одеть – если что, то отпускаешь и он болтается и особо не мешает, и одним рывком в руку. Если хороший ремешок, проверенный – то и как кистеньком можно, если что. 700 грамм это не куль в кружке. А если бесшумник – так тем более. Вот как у меня.
И он показывает свой пистолет, который и впрямь висит на коротком ремешке. Подхватить его можно в момент, да и рука, в общем свободна и искать если что – не проблема, вот он. Разумно придумано, и я решаю сделать себе такое же приспособление.
– А что такое куль в кружке?
– Заменное. Вместо «член в стакане». Культурнее звучит.
– А, понял. Я-то думал ты по своей привычке своей что ехидное хотел съехидничать.
Он в ответ только подмигивает. Майор уже подошел и мы двигаем к грязно-зеленому БТР, который не вызывает особой приязни – по-моему именно этот гробик затонул, когда их сюда тащили водным путем на буксире.
Интересно, как выглядит сейчас Марсово поле. Скоро увидим.
Ладошки вспотели, волнуюсь, значит. Полгода не был в центре города, нет, мимо проплывал, когда мотались по Неве, видели издалека, но вот ногами – с момента как пришла Беда – не был. На Троицком мосту расчищена полностью одна полоса – слыхал наши тут долго колупались, зато теперь проскакиваем быстро и, глядя из-за плеча Вовки в грязноватый триплекс я сильно удивляюсь – уверен, что Марсово поле всегда было открытым местом. А тут – какие-то сплошные кусты, хорошо еще, что газонная трава невысокая. Но все равно удивительно.
Когда БТР огибает памятник Александру Васильевичу Суворову и, не чинясь, въезжает на само Марсово поле удивление только усиливается. Только сейчас доходит, что смотрю-то другими глазами – когда гулял здесь беззаботно, роскошные кусты сирени воспринимались как украшения, теперь, когда тут придется чистить – они же стали досадной помехой, резко ухудшающей видимость. А без видимости накоротке сходиться с шустером или морфом никак не охота.
– Чисто! – сообщает сидящий на этот раз башнером Енот.
– К машине!
Высыпаемся горохом, ребята тут же забираются повыше – на гранитные ступенчатые параллелепипеды, огораживающие квадратом Вечный огонь. Это вообще-то почетное кладбище как у Кремлевской стены – братская могила тех, кто погиб в февральскую революцию и прочие разные мутные личности, вроде погибших финских боевиков или руководства питерского ЧК. Они все лежат внутри квадрата, а мы как бы на стеночке. Растопыриваемся, стараясь засечь любую угрозу. Тут же рядом по периметру поспешно располагаются другие, прибывшие одновременно с нами на двух других брониках и нескольких грузовиках, одни с оружием, а кучка сумасшедших инженеров занимается дебютным прогоном своего творения – жужжа, взлетает самолетик из разряда больших моделей, к которому присобачена видеокамера. Следом в небо уходит крупноватый для игрушки вертолет, тоже с видео на борту. Технари начинают осмотр местности с обеих агрегатов. Пока у них все получается.