Глава - 10
Поезд мерно стучал колёсами на стыках рельсов. Он стоял у окна, глядел на проносившиеся за окном деревья, покосившиеся телеграфные столбы, редкие посёлки и думал. Почему-то ему всегда хорошо думалось под мерный стук колёс в раскачивающемся вагоне.
Поразмыслить было над чем; многого он не успел осмыслить там, в горах, а предстоявшее ему? Теперь жить предстояло по меньшей мере тройной жизнью. Это по меньшей мере... И еще нужно было разобраться в своих чувствах к Дане.
Уже пять дней прошло после той ночи, а Дэку до сих пор было не по себе. До того, как в его жизни появилась Дана, женщин в этом мире у него было немало; да и после того, как они познакомились и уже были вместе, тоже были... Месяца три. А потом незаметно Дана всех их вытеснила из его жизни. Он ей ничего не говорил, чтобы не расстраивать, а она даже не интересовалась, есть ли у него кто-то ещё, а вот получилось. Чувства пришли не сразу и как-то незаметно. Отец говорил, что такие как раз сильнее всего. Как он с ней теперь будет? Промолчать? Ох, не знаю, не знаю! Или всё же сказать? Нолу, Нолу, натворила ты дел! Ладно, приеду, увижу Дану - решу... Будь что будет. Не стану загадывать.
За грязным окном купейного вагона замелькали обшарпанные двухэтажные полуразвалившиеся домики и почерневшие, спрятавшиеся в садах хаты. По вагону суетливо прохромал старичок-проводник, извещая пассажиров:
- Станция Чёрный брод! Господа, станция Чёрный брод, стоянка две минуты! Выходить не рекомендую, буфет закрыт...
Впрочем, обитатели купейного вагона и так не спешили выходить. Кое-где подлатанное, когда-то красивое здание станции скорбно смотрело на проходящие поезда разбитыми заколоченными окнами.
Вагоны столичного поезда штурмовали аборигены. Неряшливые, одетые в непонятные одежды бабы в голос орали, предлагая яблоки, овощи с огородов и лесные ягоды немногочисленным пассажирам плацкартных вагонов, решившимся выйти из поезда на единственный перрон. Рядом молодые девчонки пытались по дешёвке продать себя "господам из столицы", меж корзин и вёдер сновали грязные, оборванные рябитишки и норовили стянуть у зазевавшегося разини тощий кошелёк...
Дэк с тяжёлым сердцем отошёл от окна и побрёл в своё купе. Зрелище разрухи и торжища посреди хаоса угнетало. Такое происходило на каждой станции.
Страна постепенно умирала, останавливались один за одним заводы, а на тех, что ещё работали вполсилы, жалкую зарплату задерживали по многу месяцев. Учителям и медикам жалование платили с опозданием на год даже в столице. В последние два года жалование начали придерживать и мелким чиновникам, и даже армии. В провинции всё было ещё хуже, а крестьяне оказались предоставлены сами себе. Как им удавалось выживать, не понимал никто; однако тем, кто был избавлен от тягот кризиса, этого показалось маловато, и Паук "по просьбам общественности" приказал организовать принудительное изъятие недоимков у крестьян. Теперь уже третий год подряд посёлки грабили спецотряды полиции, забирая у людей последнее. Не намного лучше жилось и обитателям станционных посёлков и крохотных городков. Кормились они со своих огородов да тем, что удавалось собрать в лесу.