В Петербурге Евгения Яковлевна немного отвлеклась от тревог среди Мишиных домочадцев; однако 7 января Антон потребовал ее возвращения: «Позвольте мне напомнить Вам, что надо и честь знать, пора ехать в Москву. Во-первых, все мы соскучились по Вас, и, во-вторых, нам надо посоветоваться насчет Ялты». Впрочем, особой срочности держать совета насчет Ялты пока не было. Между тем считанные дни оставались до решающей даты: на 17 января, сорок четвертые чеховские именины, была назначена премьера его последней пьесы «Вишневый сад».
Глава восемьдесят первая Исход: январь — июль 1904 года
«Было беспокойно, в воздухе висело что-то зловещее. <…> Не было ноты чистой радости в этот вечер 17 января», — вспоминала четверть века спустя Ольга Книппер. Редкая пьеса когда-либо была отрепетирована столь же тщательно, как «Вишневый сад». Театр был полон, и за иными креслами маячили зрители без места, бледные и болезненные, похожие на падших ангелов. То были приехавшие из Ялты чахоточные больные, memento mori для заполнивших партер и ложи знаменитостей: Рахманинова, Андрея Белого, Горького, Шаляпина и чуть ли не всех московских друзей Антона Чехова. Сам же автор в течение первых трех действий своей пьесы в театре не показывался: он приходил в себя от услышанного накануне «Демона» в исполнении Шаляпина. «Вишневый сад» публика принимала более чем сдержанно. Немирович-Данченко послал Антону с извозчиком сквозящую лицемерием записку: «Не приедешь ли к третьему антракту, хотя теперь уж и не будут, вероятно, звать [на поклоны]». В третьем антракте Чехова торжественно вывели на сцену. Пред выстроившимся в полукруг сонмом знаменитых ученых, журналистов и актеров под бурные аплодисменты публике явился бледный, сгорбленный и изможденный живой мертвец. Станиславского это зрелище привело в ужас. Из зала крикнули: «Сядьте, Антон Павлович!» Стул Чехову вынести забыли. Начались приветственные речи. Услышав обращение профессора Веселовского, Антон вспомнил высокопарные фразы своего персонажа Гаева, адресованные предмету мебели. После слов «Дорогой и многоуважаемый…» он вслух добавил «шкаф», вызвав сдавленные смешки стоящих рядом актеров. Наконец, после долгой вереницы бравурных речей и поздравительных телеграмм, юбиляра, походившего на затравленного зверя, отвели прилечь на диван в актерской уборной Качалова. Горький выпроводил оттуда всех, за исключением ее хозяина, который, загримированный под Петю Трофимова, сам имел вид жалкий и больной. Через полчаса, по окончании пьесы (публика, смущенная чествованием автора в антракте, ограничилась негромкими аплодисментами), Антон отправился на ужин с актерами. Снова полились речи, посыпались бесполезные, вроде антикварных ларцов, подарки. Антона они рассердили, и Станиславскому он сказал, что лучше бы ему поднесли мышеловку. Полиция же в тот вечер наложила на театр штраф за недозволенное публичное сборище.