Я также убежден, что доставка упомянутых 1 000 или 1200 человек является гораздо более необходимой, чем все иные вещи, и могла бы способствовать вооружению и дисциплинированию тех, кто будет в состоянии… заняться флибустьерством, как я уже говорил; более чем вероятно, я ручаюсь, что мы были бы в десять раз сильнее на море, чем англичане, которые все трепетали бы, и что за 3 или четыре года мы имели бы уже достаточно людей, чтобы предпринять крупную экспедицию, которая почти ничего не стоила бы королю, если Его Величеству будет угодно задумать подобный проект; но если мы не будем иметь боеспособных людей (и у нас не будет иных средств, чтобы отправлять их на вооруженных судах во время войны — это то, что мы называем флибустьерством), то, безусловно, всегда будут сомнения в осуществимости наших предприятий, а также в безопасности нашей колонии…»
Упомянутые д'Ожероном два французских капитана отказались перебраться с Ямайки на Тортугу не только из-за высокой стоимости жизни во французской колонии. К этому шагу их могла подтолкнуть также попытка д'Ожерона принудить своих беспокойных подопечных к несению милицейской службы по охране колонии. Узнав о намерениях губернатора, жители Пти-Гоава решительно воспротивились «этому началу рабства». Согласно дю Тертру, «они стремились оставаться нейтральными и никогда не иметь над собой хозяина». Д'Ожерону пришлось покинуть свою резиденцию в Бастере и лично усмирять бунтовщиков. Однако часть недовольных все же покинула Тортугу и перебралась на Ямайку. Их вожаками могли быть капитаны Авраам Малерб (еще в апреле 1665 году его галиот присоединился к флотилии сэра Эдварда Моргана для участия в набеге на голландские колонии), Давид Маартен, Филипп Бекель и Жан Гасконец. В Порт-Ройяле они приобрели каперские грамоты против испанцев и приняли участие в нескольких совместных с англичанами походах против испанских владений на Кубе, Санта-Каталине (Провиденсе) и материке.
Если верить аббату дю Тертру, Бертран д'Ожерон был человеком, весьма щепетильным в вопросах чести. Так, однажды он рассматривал дело об английском призе, оценивавшемся в 800 песо, «за который он ничего не захотел взять, а лишь дал тридцать пиастров секретарю суда за его труды». Несколько дней спустя, размышляя по поводу приговора, вынесенного в пользу захватившего приз корсара, губернатор усомнился в правильности своего решения. Он вдруг «вспомнил», что война между Францией и Англией недавно закончилась и, следовательно, корсар не имел законных прав на свой приз. Не желая обидеть ни своих флибустьеров, ни английского собственника, д'Ожерон, по словам дю Тертра, «не сделав никакой реквизиции, отдал [английскому собственнику] из своих собственных средств 800 песо, чтобы не дать англичанам повода заявить, что губернатор Тортуги совершил подобную несправедливость. Эта щедрость кажется мне весьма редкой».