Физическая работа на воздухе дело, никто не спорит, хорошее, но еще никого от мыслей нелегких она не спасала.
Иллюзия.
Вот, мол, делом займусь, не до тягостных дум будет.
Ага! Щас-с!
Он расчищал стежки-дорожки с остервенением, соответствующим влезшим без спросу и расположившимся, как хозяева, в голове нелегким, каким-то безысходным думам.
Степан тряхнул головой, стараясь избавиться от навязчиво звучавшего обвинения в свой адрес.
Все он правильно решил!
Неправильно было поддаться помутившему разум желанию познать нечто не испытанное в его мужской жизни, не страсти огненные — да нет! Хватало в его жизни страстей! Нет, другое… что-то такое глубокое, истинное… не объяснить — настоящее, что ли!
Вот что не правильно!
Не следовало, ох, не следовало, возвращаться — ведь ушел же, переступил порог — и кидаться, так отчаянно, с головой кидаться в Стаську!
И так однозначно, бесповоротно от нее уйти!
— Нет! Уйти как раз правильно! — зло возразил себе Больших, закидывая подальше пласт снега с лопаты.
Он уже один раз женился, и, как ему казалось, по любви — будет с него и этого раза! Хорошо, удалось уйти без глобальных потерь и непримиримой ненависти ко всему женскому полу!
Битому-перебитому, изрядно потрепанному, удалось убраться Степану Больших с мест масштабных боевых семейных баталий.
С Надей, его бывшей женой, они познакомились традиционно: в институте, и поженились, когда оба проходили интернатуру, он хирургическую, она терапевтическую.
В стране уже ворочалось что-то новое, именуемое кооперацией, гласностью, перестройкой и прочими ругательными названиями, менялось, но накатанные пути карьерного роста медика производили впечатление незыблемых и постоянных.
Молодую семью двух работников медицины ждали четко просматриваемые, не ими придуманные и установленные перспективы развития, становления и закрепления на хороших местах. Оба собирались работать в больницах, получать приличную зарплату и уважение общества. Он — защищаться, она к науке без энтузиазма, жить, как все живут, родить детей, вырастить, машину купить.
По указующему персту дедушки Ленина, дорога впереди ждала светлая, проторенная, обеспеченная и просматриваемая до самой старости на каждом этапе пути.
Надюха не выдержала после полугодовой невыплаты зарплаты.
Вернулась вечером домой поздно, злая, осунувшаяся, расточая амбре дешевого коньяка, не раздеваясь, прошла в кухню, тяжело опустилась на табурет. Он понял ее состояние и молча поставил чайник на плиту, достал с полки чашки, заварку, сахарницу…
— Все, Степан, я ушла, — уставшим, бессильным голосом сказала она.