— А вы все такая же забияка, как когда — то.
Ей стало не по себе: надо же было попасть в такое глупое положение. Не тащиться же на глазах у посетителей ресторана с чемоданом и бутылью, словно ее прогнали! Пришлось присесть. С каким бы удовольствием она дала ему сейчас затрещину, но надо было сдерживаться. Ну а он… он даже не смутился. Только сделал знак официанту:
— Двести граммов орешанского для пани учительницы.
— Кто вам сказал, что я буду пить?
— Какая же девушка из Градиште не пьет этого вина?!
Она немного забеспокоилась, когда он, прослушав объявление о прибытии пассажирского поезда, следующего через Стреборную в Тесары, надел плащ, но потом с облегчением вздохнула: по крайней мере, он отнесет ее чемодан, ведь денег на носильщика у нее, как всегда, не осталось. А потом… потом у Марии дух перехватило, когда он втолкнул чемодан и бутыль в открытые двери пустого вагона второго класса. Его наглая уверенность просто бесила ее. Она хотела было запротестовать, однако в это время сильные руки сотника подняли ее и Мария оказалась в вагоне.
— Что вы делаете? — успела проговорить она, когда сотник отправил проводника и начал задергивать занавески на застекленной двери, отделявшей купе от коридора.
* * *
— Все прошло, давно прошло, — непроизвольно вырвалось у Марии, к немалому изумлению соседа по купе. Она поспешно вытащила из чемодана косметичку и выскочила из купе, чтобы он не заметил, как покраснело ее лицо при воспоминании о событиях 16 марта сорок четвертого года.
— Дубово, прибыли точно, — пробурчал себе под нос полковник.
— Значит, этот твердый знак означает «у»? — Это зависит от диалекта. Я не владею болгарским настолько, чтобы сказать вам точно.
— Вы, как я вижу, тоже не прочь поучить, — съязвила Мария. Она все еще сердилась, что полковник заметил, как ее бросило в краску при воспоминании о Милане.
— Вас, пани Арбетова, опять, кажется, муха укусила.
— Уважаемый…
— У меня сложилось впечатление, что мы покончили с этими тяжеловесными «уважаемый», «уважаемая». Или вы считаете, что я перед вами провинился? Так я никакой вины за собой не чувствую. Вы сами заговорили о восстании. Если вас расстроили давние воспоминания, то, поверьте, я искренне сожалею об этом.
— Вы меня совсем не расстроили, — отрезала она с неприязнью в голосе. — Все давно кануло в Лету.
— У меня глаза не только для того, чтобы смотреть, но и для того, чтобы видеть…
— Вы увидели то, чего на самом деле нет. Наверное, придется вам сходить к окулисту.
— К сожалению, не все так быстро забывается, как нам того хотелось бы…