— Что вам угодно, сын мой?
Правая его рука висела на черной повязке, была скрыта и, видимо, сжимала пистолет. Граков произнес слова пароля…
В небольшой кухне, за чашкой дымящегося кофе-суррогата, Граков завел разговор об Аркадии Попове. Лицо хозяина просветлело, он вдруг весь переменился, встал, полез в старинный буфет и, достав оттуда бутылку, налил в бокалы густое красное далматинское вино.
— Мы ведь с Аркадием партизанили! Сейчас он командует отрядом: воюет неплохо. А я лечусь, сын мой, — и он поднял правую руку на повязке. — Прости, Господи, прегрешения наши… Будьте здоровы! — И патер Йоже поднял бокал.
Выслушав рассказ патера-партизана о том, как его ранили, когда отряд вырвался из облавы, Граков передал патеру письмо Зорицы, свой рисунок и шифровку. Патер достал с полки молитвенник.
— Здесь замурована шифровка из Бледа. — Положил молитвенник перед Граковым. — Рад за Аркадия. — Патер Йоже сел в кресло, положив поудобнее раненую руку. — А теперь на словах: из подслушанной Марией Хорват в отеле «Топлица» беседы профессора, доктора Рудольфа Ментцеля, обладателя «золотого партийного знака», и бригадного генерала войск СС, возглавляющего имеющие военное значение научные работы в университетах Германии, удалось узнать интересное… — Патер поправил повязку. — Ментцель отдыхал в январе в Бледе. «Немецкие ученые, — говорил доктор, — пришли к убеждению, что следует привлечь внимание Гитлера к проекту "ядерная физика как оружие"». Понимаете? Я плохо в этом разбираюсь. В феврале в Берлине соберется совещание, вопрос ставится о «дебюте уранового проекта».
Вдохновитель проекта — Вернер Гейзенберг, талантливый физик, убежденный в великом значении своей личной миссии для победы Третьего рейха.
В молитвеннике еще один листок. Советские и союзные разведки должны это знать, сын мой, я же буду молить Бога не допустить свершиться козням антихриста, чреватым уничтожением всего живущего. Буду молиться и за Страну Советов…
Они проговорили еще около часа и расстались. Граков, прохаживаясь по городу, размышлял над рассказом патера. «Что еще за урановое оружие? Передам в Гамбург "Радо", пусть физики в Москве думают».
На другой день, к вечеру, Граков без всяких приключений прибыл в Берлин.
Байдалаков сидел у себя в кабинете за письменным столом. Оторвав взгляд от газеты, он с любезным выражением лица поднялся и, расширив руки, принял Гракова в объятия. Долго расспрашивал о положении в Югославии, о Георгиевском, о «Шюцкоре», четниках, летичевцах…
Прослушав доклад Гракова, вождь НТС приосанился и успокоительно заметил, что некоторые успехи Красной армии — это лишь последние ее предсмертные судороги. Но по его бегающим глазам можно было догадаться, что в своих словах он не уверен. Помолчав, он опасливо прошептал, наклонившись к уху Гракова: