Еллинек удивленно посмотрел на него.
— Я — военный объект, — пояснил Шалго. — У вас могут быть осложнения с властями. Прощайте, господа.
Он повернулся и, тяжело ступая, медленно пошел к выходу.
Оскар Шалго ужинал в этот вечер в ресторане в обществе Тибора Сюча. Музыканты — все в синих шелковых жилетах с множеством блестящих побрякушек — старались изо всех сил, желая повергнуть гостей в изумление виртуозным исполнением венгерских народных мелодий.
— Скажите, Тибор, вы не станете возражать, если я буду так, запросто, обращаться к вам? — спросил Шалго, пристально всматриваясь в лицо своего собеседника. — Как вы себе представляете свое будущее? — продолжал Шалго. — Почему я вас об этом спрашиваю? Потому что хорошее у вас было в свое время призвание! Вы, молодой человек, были врачом. Исцеляли людей! Не могу поверить, чтобы вы навсегда отвернулись от своего призвания!…
— Говорите, будущее? — переспросил Сюч. Достав из мельхиорового стаканчика деревянную зубочистку, он принялся машинально ковырять ею цветастую скатерть. — Когда-то я играл в эту занятную игру — загадывать будущее. Как в кубики. С утра до вечера только и слышал: «Учись, сынок, учись. Теперь будущее в наших руках». Все тогда так говорили. И мой старик тоже. Он у меня аптекарем был, а в свое время врачом мечтал стать. Не его вина, что до врача он так и не дошел. На аптекаре остановился. Наверняка думал: «Ничего, зато мой сын далеко пойдет». Господи, если бы вам сейчас рассказать, как бился отец за эту свою мечту! Никогда не занимался он политикой, а тут решил вступить в коммунистическую партию. Не побоялся! Хотя и знал, что проклянут его за это родные братья и сестры. Для чего вступал? Только ради того, чтобы мне с моим мелкобуржуазным происхождением не было препон для поступления в институт. Партия, конечно, от его членства мало что выиграла. Но и отцу не пришлось краснеть перед партией после разгрома мятежа в пятьдесят шестом. Он, не в пример иным нынешним краснобаям, не порвал и не сжег свой партбилет. А между прочим, в то время я, его родной сынок, сидел за решеткой!…
— А в самом деле, почему вы не сбежали за границу во время мятежа?
— Мог. Вполне. Но скажи я вам — не поверите!
— Отчего же? Может, и поверю.
— Из-за отца. — Зубочистка продолжала выписывать на скатерти какие-то незримые письмена, а на морщинистом лице Тибора застыла горестная улыбка. — Мятежники выпустили из тюрем всех уголовников. В том числе и меня. Сказали: «Благодари нас, дружок, вот тебе оружие, давай вставай на баррикаду». А я — нет! Я пошел домой. Отец мне твердил: «Не забудь, что ты преступник, но мы не контрреволюционеры. Никакого отношения к этой заварухе не имеем!» Ну, когда мятеж подавили, спрашиваю я у отца: «Что мне теперь делать? Ведь мне еще четыре с половиной года осталось отсидеть! И даже после отбытия наказания еще целых три года я не смогу работать врачом. А граница пока еще открыта…» «Верно, — говорит отец, — если не хочешь больше увидеть меня в живых, беги». И я остался.