Тень все это время был занят. Поднимая голову, он смахивает пот с бровей.
Мертвые лежат рядком на песке, похожие на спящих детей в детском саду.
— Что с ними делать? — спрашивает он, слабо улыбаясь, когда второй вор победоносным жестом поднимает рюкзак. — Сюда скоро кто-нибудь приплывет. Притворимся, что это несчастный случай?
— Я там видел место, — говорит Штурман, припоминая пещеру рядом со скалой. — Только надо торопиться. — Он хватает Соню за руки со свежим маникюром и тащит ее как мешок с цементом.
Пару часов спустя волны приносят звук мотора.
— Вы здесь одни?
Высокий черный полицейский выходит из катера на берег, держа свою рацию бережно, как святыню.
— Слава богу, офицер, — отвечает Штурман. — Мы молились. Но вы опоздали.
— Почему это? — недоумевает полицейский, рассматривая встрепанного мужика и его странного помощника, с такой густой порослью на теле, какую увидишь не на всяком животном. — О чем это вы?
Проникать в человеческую душу быстро — навык гораздо более ценный, чем навык стрельбы из пистолета, который лежит у Штурмана в заднем кармане штанов. И гораздо более смертельный, чем рыбий яд, который вырубил весь экипаж как Торов молот. И Штурман видит, что этот полицейский восприимчив. С ним можно говорить. Он предпочитает комфорт гордыне.
— Офицер, вы когда-нибудь читали «Вкушающих лотос» лорда Альфреда Теннисона?
Штурман приобнимает его одной рукой, словно они в светском обществе.
— У него с головой все в порядке? — спрашивает полицейский у волосатого, крепче вцепляясь в рацию.
— Я в полном порядке, — уверяет Штурман, подступая к полицейскому вплотную и улыбаясь. — Это поэма про моряков, выброшенных на остров после кораблекрушения. Там они встречают лотофагов, которые дают им выпить такого божественного нектара, что они перестают думать о спасении. Они вообще перестают думать о всяком «потом», их волнует только «сейчас». Потому что питье, которое они отведали, слишком прекрасно. И они никогда больше не просыпаются. Понимаете, о чем я?
— Нет, — отвечает полицейский, отступая на несколько шагов к воде. Глаза Штурмана стекленеют и фокусируются на какой-то одной точке, как линза фотокамеры. — Я не читаю стихов.
Штурман достает один из мешков и развязывает шелковую веревку. Он извлекает пригоршню алмазов и кладет их в раскрытую ладонь полицейского.
— Они приплыли сюда на корабле, который разбился о камни справа от вас, — продолжает он, понизив голос, без улыбки. — Они выпили чаю, который считали безопасным. Он не был безопасным. Мы только что похоронили сорока двух. И вопрос сейчас вот в чем: способны ли вы принять за данность, что вкусившие лотос совершили фатальную ошибку? Потому что если способны, то, что лежит у вас в руке, поможет вам купить самый симпатичный домик на острове, который выплачивает вам зарплату. А если вы не верите, что стихи иногда сбываются, тогда я вас обоих пристрелю. Прямо сейчас.