— А с какой целью?
— С какой целью? — переспросил Валленштейн.
— Да бросьте вы дурака-то валять! Ваш немецкий знакомый…
— Это какой же?
— Штурмбанфюрер Бек.
— Ах, этот ублюдок из Освенцима…
— Господин Валленштейн, — Марта подняла пальчик. — Я вас убедительно прошу быть сдержанней в оценке людей. Штурмбанфюрер Бек принадлежит к той же организации, что и мы…
— СС, как я догадываюсь?
— СС, — кивнула Марта. — А его дядя…
— Против его дяди я ничего не имею. Итак, если я вас правильно понял, вы хотите меня похитить и доставить к Гиммлеру?
— Вы нас поняли почти правильно. Только не к Гиммлеру, а к бригаденфюреру Шелленбергу. Он очень интересуется ходом ваших переговоров с русскими.
— А если я откажусь?..
— Ай-яй-яй, господин Валленштейн, — укоризненно покачала головой Марта. — А мне показалось, что мы с вами почти договорились. Вы даже сами выразили желание поехать в Берлин.
— Да-да, извините, я забыл. И как будет проходить наше путешествие?
— Обыкновенно. Мы все дружно сядем в посольскую машину и поедем в Мальме. Посольский флажок на радиаторе защитит нас от проверок документов, а вы пообещаете вести себя в пути, особенно на пароме, прилично. Тогда вам не будет причинено никаких неудобств, ручаюсь вам за это.
— Вам трудно отказать, настолько вы убедительны.
— Вот и отлично. Уверена, что ваше пребывание в Рейхе будет не только приятным, но и весьма полезным для вас и вашей дальнейшей карьеры журналиста.
— Так что вы там говорили насчет кофе? Он у вас настоящий или эрзац из моркови и картофельной ботвы?
Когда стало темнеть, Бехер подогнал машину вплотную к парадному, а Кользиг позаботился о том, чтобы в посольских коридорах не было посторонних и любопытных. Фон Гетцу так и не дали переодеться и привести себя в порядок. Вместо этого его сковали одними наручниками с Валленштейном и едва ли не грубо запихнули обоих в салон. Марта села на переднее сиденье рядом с водителем, Бехер — за руль, а Кользиг, закрыв дверцы, сел последним на заднее сиденье, рядом с фон Гетцем и Валленштейном.
— Стреляю без предупреждения, — угрюмо предостерег он. — Сидеть тихо, окошко не опускать.
Машина тронулась и покатила по улицам красивого города, будто сошедшего со страниц старинных волшебных сказок. За стеклами темнело. Зажигались первые фонари. Прохожих было немного. Наступил тот самый час, когда дневная жизнь закончилась, а ночная еще не началась. И тем немногим прохожим, которых машина пропускала на перекрестках, не было никакого дела до оберст-лейтенанта и до волонтера Международного Красного Креста, так легко арестованных службой СД в самом центре столицы нейтрального государства. До Берлина оставалось около двух суток пути, им надлежало остаться последними спокойными сутками в их жизни.