— Кто это мне столько даст-то? — поморщился Бык.— Наших там только половина. Коммерсантам-то тоже надо отдать. Это сколько, значит, выходит? Двенадцать, да? А, нет! Одиннадцать с половиной! У меня как в аптеке. Копейка к копейке!
Довольный тем, что сумел разобраться в сложных математических подсчетах, он потер руки.
— Убить человека за десятку?! Я не верил своим ушам.
— Ну че ты какие слова говоришь! — заворчал Бык. — Убить! Кто его убивал-то? Кстати, чтоб ты знал, и за меньшие бабки убивают. Но так уж, если мы за то базарим, то я это чисто для себя делаю. Я так живу, в натуре. Мне так нормально. Вот, прикинь, сидит тут такой боров, сам крысятничает, всех посылает, бабок у него тьма. Че ему какой-то барыга деревенский? Да он его, знаешь, где видел?
Бык сообщил мне, где, по его мнению, боров вроде Величко видел деревенского коммерсанта. Признаюсь, я бы в том месте коммерсанта и вовсе не разглядел.
— Он тут, понял, аж вице-губернатор. Понты колотит! А у барыги родственник один есть. Юра Бык такой. И этому Быку как раз к вам надо в Уральск, по одной там теме. Он думает своей кукушкой: дай, думает, заеду. Заодно вопрос порешаю. Чисто по-родственному. Жалко мне, что ли? Ну, так, для себя, чтоб справедливость была. Напряг там кое-кого с Автозавода. Они этому Величке звякнули. Он губы раскатал. Ждет. А тут Юра Бык входит. Здрасьте! А вот и я! Небось, не ждали ни фига?
Вообще-то Бык употребил слово, рифмовавшееся точнее.
— Я, ваше, такого личного мнения держусь, — нравоучительно заключил он, — что сукой быть не надо. А все там эти вопросы надо чисто по-хорошему решать.
— Ты считаешь, что решал с ним по-хорошему? — саркастически осведомился я.
— А че, по-плохому, что ль? — без тени сомнения отозвался Бык. — Ну, помяли его маленько, вот беда! Мы же ему горячий утюг в зад не засовывали! А че, не могли, что ль? Да запросто! Ты, видать, не знаешь, какие дела некоторые творят! Подумаешь, повисел вниз башкой, мозги проветрил. Оно, между прочим, для позвоночника полезно. Мне врач один говорил. Хирург, — прибавил он, видимо, для убедительности.
— А все, кстати, Плохиш, чертила крученый, — оседлал он любимого конька. — Шнырь междудолбанный! Мы же его здесь поставили, заместо Синего-покойника. А он, видишь, перекрутился. В начальники залез! Я, кстати, всегда говорил, что он — барыга! Вот кого надо было на глушняк ставить! Не послушали вы с человеком меня. А теперь он этого Величку грузить по понятиям не может. И тот барыга, и этот. Оба коммерсы. Вот и приходится мне за ним хвосты подбирать.