— Справишься один? — с сомнением поинтересовался Живчик. — Там небось охрана. Полный дом народа. А ты раненый…
— Справлюсь. Возьму Иду для прикрытия… А ты, Толя, кончай пацана и бегом к Седому Греку. Сам сказал, он заговорит — мало не покажется.
— Штехеля тоже? — деловито осведомился Живчик, чиркая пальцем по горлу.
—Сдурел?! Штехель при чем?! Главное, чтобы Грек не успел заговорить…
— Ладно, попробую. — Живчик небрежно приложил два пальца к кепке и зашагал обратно к дому…
В гаражике было душно, пахло бензином и нагретым металлом. И запах этот не мог перебить даже ветерок, налетавший с недалекого моря. Деловито перекликались оперативники, гремело что-то на кухне, мелькали-лучи ручных фонарей. В доме Седого Грека шел ночной обыск.
— Значит, и за «Додж» ты не слышал? — терпеливо повторил Гоцман, глядя на равнодушное бронзовое лицо Грека, сидевшего на корточках. Ветерок перебирал седые колечки его бороды.
— Не слышал.
— И трехтонке ты мотор не перебирал?
Седой Грек пожал плечами, демонстрируя, как надоел ему бесполезный разговор.
— И инкассаторской машины не видел?
Вздохнув, Гоцман кивнул на двух испуганных заспанных румын, сидевших в углу на корточках под охраной милиционера.
— Румыны ж все скажут. Чего тянуть?..
Вздох Седого Грека был обреченным. Но он по-прежнему молчал.
— Грек, ты сильно влип…
— Влип — отвечу, — кивнул тот.
— Очень сильно, — подтвердил Гоцман и усталым жестом потер небритый подбородок. — Ладно, иди собирайся…
Грек поднялся, неодобрительно глядя на беспорядок вокруг. Начал подбирать с полу разбросанные банки, освобождая проход, и складывать их в холщовый мешок. Гоцман, прищурясь, смотрел ему в спину.
— Грек! А кто такой Академик?..
Мешок с банками с грохотом и звоном выпал из рук Грека. Он обернулся.
Обернулись румыны, обернулся милиционер…
— От тож, — наставительно усмехнулся Гоцман.
На улице, у подъезда к дому, мелькнули фары, раздался скрип тормозов, шум работающего двигателя. По звуку Гоцман понял, что подъехал Соболь. И точно, Васька выскочил из кабины и срывающимся голосом зачастил:
— Давид Маркович, я хотел вас не найти, у вас же дела и к тому же ночь, но Андрей Остапыч сказал, шобы лично… «Васька, надо, хоть порвись!» Ну, я ж не мог…
— Да что там у тебя стряслось? — поморщился Гоцман.
Выслушав Ваську, он хмуро обернулся, поискал глазами Якименко:
— Леша! Я уехал. Остаешься за старшего.
— Шо-то случилось, Давид Маркович?..
Но Гоцман только зло махнул рукой и забрался на переднее сиденье «Опеля»…
Богатая то была квартира. Когда-то, лет тридцать назад, жил в ней, наверное, одесский адвокат или учитель гимназии, а может, преуспевающий зубной врач. На какое-то время стала она коммуналкой, а потом прибрало ее под свое крыло коммунально-эксплуатационное управление Одесского военного округа. Снова появилась в ней хорошая мебель и даже роскошь из роскоши — отдельная ванная. В народе такие квартиры прозвали «генеральскими».