.
Жизнь романсов, пришедших на смену эпосу, вскрывает механизм жизни эпоса в предшествующие века. Любопытно, что тема Роланда в испанских романсах оказалась устойчивее, чем во Франции. Романс про донью Альду, возлюбленную супругу Роланда, еще и до сих пор бытует в испанских поселениях на Греческом архипелаге и в Северной Африке.
На древность французского эпоса (вопреки всем сторонникам индивидуалистической теории) указывает архаичность строфики и метрики: варьируемое количество стихов в строфе и неравносложность стиха. Данные эти показывают, что эпический жанр относится еще к периоду становления романских языков, то есть к тому времени, когда история и поэзия были еще одним и тем же, когда не было особой разницы между сословиями образованными и необразованными, когда люди вдохновлялись общим национальным долом, когда существовала потребность в знании и сохранении фактов действительности и прошлого, а письменности не было, когда народ с помощью стиха и песни удерживал памятные события. Это и была «песенная история».
Конечно, удаленность Оксфордской редакции от взводного текста сильно затрудняет чтение «Песни о Роланде». Когда сторонники «традиционализма» боролись с идеями Бедье, то они, как кажется, вовсе не отрицали отдельных и очень тонких наблюдений Бедье над проникновением в поэму помыслов и духа конца XI — начала XII века. Они отрицали главные и конечные выводы Бедье. Но, с другой стороны, даже и поздняя редакция поэмы передает настроения ее зачинателей. Идея борьбы с магометанством восходит, конечно, ко временам, близким реальным событиям, которые легли в основу поэмы. Выведенные в ней паладины Карла Великого при всей гиперболизации (характерной в той или иной степени для всякого народного эпоса) все же мало похожи на героев крестовых походов. Идея борьбы с неверными не принимает в поэме догматического характера. Пожалуй, наиболее очевидным свидетельством влияния идеологии крестовых походов является пространный эпизод с Балиганом — торжество креста над полумесяцем. Но сам эпизод — явно позднейшая вставка, противоречащая общему плану и стилистике поэмы. Наличие его — скорее аргумент против теории индивидуалистов.
Позднейшей вставкой (лет за сто до Оксфордского списка) признается и эпизод с Оливье (безудержная отвага Роланда — благоразумие Оливье, ставшее вскорости одним из пунктов рыцарского кодекса). Однако появление в поэме Оливье, как, впрочем, и красавицы Альды, внесло отсутствовавшую в более старых редакциях лирическую струю. По мнению Менендеса Пидаля, Оливье и Альду внесла одна и та же рука (где-то около 1000 года).