«Будьте в добром здравье, теща,
Никогда не знайте горя;
Ваша дочь вполне здорова,
Ждет она ребенка вскоре.
Я приехал с порученьем:
Филомену к нам доставить,
Чтобы ей на время родов
Вместо Бланки домом править».
«Рано отпускать девицу
Из дому в страну чужую,
Но сестру свою проведать,
Так и быть, ей разрешу я.
Пусть она через неделю
Возвратится — ведь нескромно
Девушке простоволосой
Долго быть вдали от дома».
На коня гнедого сел он,
А она — на вороного,
И они, семь лиг проехав,
Не промолвили ни слова.
На восьмой — король Туркильо
С нею пошутил немного
И любви стал домогаться
Тут же, посреди дороги.
«Что ты делаешь, опомнись,
Ты попутан сатаною,
Зятем ты мне стал, Туркильо,
Сестры мы с твоей женою!»
Он мольбы ее не слушал,
Соскочил с коня угрюмо,
Руки ей связал и ноги,
Сделал с нею, что задумал.
Голову отрезал, вырвал
Ей язык и бездыханный
Труп закинул в ежевику,
Где не ходят христиане.
Но, ведом рукой господней,
В этой чаще ежевичной
Брел пастух, и божьей волей
Речь обрел язык девичий:
«Ты мне письма, ради бога,
Напиши, пастух… Сначала
К матери моей несчастной,—
Лучше б вовсе не рожала!
А потом к сестрице милой,—
Лучше бы меня не знала!»
«Нет пера и нет бумаги,
Чтоб помочь вам бога ради…»
«Пусть пером тебе послужит
Волос мой из черной пряди.
Нет чернил — моею кровью
Ты пиши оледенелой,
Если не найдешь бумаги,
Ты возьми мой череп белый».
Но летел письма быстрее
Слух о том, что совершилось.
Бланка Флор в тот час недобрый
Мертвым сыном разрешилась;
Скинутого в час недобрый
Бланка Флор в котле сварила,
Чтобы покормить с дороги
В дом вошедшего Туркильо.
«Чем меня ты угостила,
Чем, скажи, я пообедал?»
«Собственной вкусил ты плоти,
Потрохов своих отведал;
То был вкус твоей же крови,
Но тебе ведь, несомненно,
Более пришлись по вкусу
Поцелуи Филомены!»
«Что, изменница, ты мелеть,
Как ты все узнала, сука?
Голову тебе отрубят
Той же саблей те же руки!»
Матери, мужей для дочек
Лишь в родном ищите крае;
Я когда-то двух имела,
И судьба у них такая:
От меча одна погибла
И от злой любви — другая.