— Водки! — требуем мы и, подвинув соседний стол, избавляемся от оружия.
Уже середина мая. Давно отцвели сады, и скоро наступит время собирать урожай. Скоро наши зачистки поменяют свое назначение и, вместо людей, мы будем искать в руинах абрикосы, вишню, черешню. А если, дай бог, дотянем до осени, то успеем на яблоки и виноград. Дети холодной России, видевшие фрукты только на рынках и на картинках, мы никогда не думали, что она когда-то исполнится, детская эта мечта.
— Ну, что? По сто грамм и в школу сегодня не пойдем, — тянется к стакану самый нетерпеливый.
В кафе нет других посетителей, и мы можем говорить на любые темы. Да, в общем, нам не о чем говорить, все темы стары, как мир: война и бабы. И сразу не разобрать, что тут тяжелей, толи наличие первой, толи недостача вторых. Кому-то приходит на ум поговорить о Боге, но это уже тоска. А мы еще не слишком для нее напились.
…За нашими спинами безмолвно проскальзывает какой-то шпион — неприметный тип гражданской наружности. «Безоружный», — первым делом отмечает каждый. Кто он такой, нам все равно, но как-то становится тише за нашим столом.
Этот в гражданке ерзает на табурете и не отводит глаз, когда на него оборачиваются. Он что-то шепнул чеченке и уже откупоривает доставленную ему маленькую бутылку. «Наверно, алкаш», — думаю я, глядя на нездоровое в красных пятнах лицо.
Подсесть к нам сразу, ему не хватило храбрости. Лишь опустошив наполовину «читок», он поднимается на ноги и с пьяной улыбкой идет через двор.
— Костя — представляется он и рассеивает все наши подозрения. — МЧС, — звучит второе его слово и ему уже предлагают стул.
Косте за сорок. Он морщинист и сед. Перекинувшись с ним парой слов, хватанув еще по стакану, мы уже оторвем голову любому, кому не по душе наш новый товарищ.
Один человек, кому нет дела до водки — я. Передо мной теряет в массе вторая по счету тарелка.
— Лишь бы в коня овес, — серьезно замечает Костя.
— С этого конь будет… — кивает в мою сторону участковый.
Я глотаю пельмени и даже не веду ухом. Мне нужно отъесться за вчерашний голодный день, месяц и год. Я кочую шесть лет по окопам, казармам и поездам, и вечно не вижу стола.
— …В коня бы овес, — вновь произносит Костя и сокрушается о своём, — Племянник мой лопает, как проклятый, а сам — хоть насос вставляй…
Мы не знаем, зачем пришел сюда этот «пожарник» — дежурная кличка, под которой у нас проходит любой служивый МЧС. Наверно, не знает и он. Но, видимо Бог, которого мы помянули в самом начале пьянки, привел его, не воевавшего, рассказать нам, воевавшим, страшную правду войны. Правду, на которую мы смотрели и были слепы много лет.