Ибрагим едва ли не кусал губы. В этой неожиданности была и его вина — в круговерти, в хаосе кровавого боя он потерял счёт времени. На его месте уже давно было пора бросить затею с добиванием противника и спешно уходить прочь. Нет же, тупое желание отомстить за убитых соплеменников… Нет, это, пожалуй, неправда. Желание насладиться местью? Но месть должна подаваться холодной. Скорее всего, его вело желание осознать своё превосходство… — течение мыслей было прервано стебанувшей под ноги очередью. Ибрагим сцепил зубы и прижался к прохладно-освежающей поверхности дерева.
— Стоять! — рявкнул он на пробегающую мимо небольшую группу моджахедов — трое из пяти послушно остановились и юркнули за деревья. Двое побежали дальше, впрочем, один почти тут же упал, сражённый пулемётной очередью.
— Занять оборону, отходить по команде, прикрывая друг друга! Ты, — Ибрагим забыл, как звали этого рыжеволосого боевика, на левый фланг, там… — начав говорить, он осёкся. Его глаза уловили старт гранатомётного выстрела, что-либо сказать по этому поводу, крикнуть, предупреждая, он уже не успевал. Доли секунды, вспышка огня, облако дыма, громовой удар по ушам, свист разлетающихся осколков, тугая волна воздуха, расплывающаяся по всему телу, и на том месте, где только что лежал один из боевиков — изодранное взрывом тело. Тот, что находился слева, так и остался лежать в неподвижности, а тот, что справа, вскочил, хватаясь за голову, и тут же рухнул, сражённый пулемётной очередью. Ибрагим заскрежетал зубами, вскинул оружие, выстрелил, не глядя и, сжав зубы, кинулся туда же, куда ринулись последние из уцелевших моджахедов.
Бегал Ибрагим быстро. Ему удалось нагнать и остановить десяток уцелевших воинов и, встав во главе отступающих, Келоев, пользуясь складкой местности, повёл их дальше, вдоль периметра базы, стараясь не выходить на открытые участки и внимательно поглядывая по сторонам. За спиной всё ещё продолжался бой — остатки группы всё ещё отчаянно сопротивлялись натиску навалившегося на них спецназа. Впрочем, старшему Келоеву было уже наплевать на всё. Ему хотелось одного: уйти отсюда живым, и ещё — ему не давала покоя тревога за судьбу брата. Время от времени Ибрагим брал радиостанцию и вызывал Идриса, но тот молчал. И теперь Келоев нарочно вёл людей так, чтобы, в конце концов, выйти на тропу, по которой должен был отходить его брат.
«Как бы Малыш не потащил за собой эту корреспондентскую дуру, — нервничал Ибрагим, рассуждая о том, что насколько трудней в этом случае станет путь Идриса. Когда же после преодоления небольшого бугорка взгляд старшего Келоева коснулся чуть приподнятой над тропой хорошо знакомой фигуры в чёрной джинсовой куртке, его сердце осыпалось вниз тысячью измельчённых песчинок, из которых уже никогда не собрать единого целого. — Придавленный чужим телом, на тропе лежал Идрис.