Тася бесцеремонно подлетела ко мне, на ходу сбросив кроличью белую шубку, и затараторила, проигнорировав вежливое «здрасьте».
– Я пришла за вещами, Аристарх Модестович! Где они!
Я молча указал ей на диван. Там лежали аккуратно сложенные пакеты. Я их сам сложил, зная, что в любой момент она может за ними явится. И для меня желательно было, чтобы этот визит был краткий.
Тася засунула голову в сумки, перебирала вещи, мне кажется, пересчитывала их (она это умела, ее первый жених был бухгалтер). И тут же продемонстрировала память о своем женихе-счетоводе.
– Ну вот, – всплеснула руками она, – а где три бутылки «Мартини»! Нет, погодите, четыре! Да, именно четыре! Я же отлично помню.
В этом была вся Тася. Как всякий бухгалтер она умела без зазрения совести шельмовать. Уж я-то отлично знаю, что выпил всего три бутылки. Но считаться я с ней не собирался. У меня не было жениха счетовода. Я молча вытащил из бумажника деньги и протянул ей.
Она мигом пересчитала. И не нашлась, что возразить. Я намеренно дал ей гораздо больше. Но последнее слово она, как всегда, решила оставить за собой. Хотя я не сказал ни слова.
– А как же должок? – она прищурила свои светлые глазки. – За последние дни.
Я вновь молча вернул ей долг. И вновь со значительной прибавкой. И ей вновь нечего было возразить моему молчаливому слову.
Сенечка так же топтался на месте и нервно покашливал. Ему не терпелось поскорее смыться. Сенечка был неплохим парнем и довольно щепетильным в человеческих отношениях. И тем более – бесчеловечных.
Тася загрузила парня пакетами и сумками, так же на ходу натянула белую шубку. И уже собиралась открыть дверь, как резко затормозила. И резко повернулась ко мне.
– А чего-то вы сегодня глухонемой, Аристарх Модестович?
Я упорно молчал. Не скажу, что это был мой придуманный прием. Скорее, сегодняшнее молчание было нечаянным. Но мне оно ужасно понравилось.
– Да-а, – протянула Тася, – старость – не радость. Радикулит, склероз, скупость, а теперь вот еще глухота и немота в придачу.
На счет скупости, эта чертовка, явно соврала!
– А коньячок-то, несмотря на старость, попиваете, – Тася вернулась в комнату и бесцеремонно допила остатки моего коньяка. – И мартини весь мой выдули.
Сенечка кашлянул еще громче. Но на Тасю его кашель не подействовал. И она решила продолжить поединок слова и молчания.
– А к вам следователь этот заходил, да?
От коньяка Тасины глазки заблестели и стали еще нахальнее. А я нахально продолжил молчание.
– Это я заявление написала о пропаже Гришки!
Мне на миг показалось, что она потеряла кота по прозвищу Гришка.