По направлению к Рихтеру (Борисов) - страница 85

Менуэт — как продолжение «Нулина». Граф заливает насчет парижского двора, насчет песен Беранжера. Хозяйка слушает, раскрыв рот.

Также и меня слушали, когда первый раз вернулся из Парижа. Я все рассказывал, заливал… а потом N… ни с того, ни с сего, очевидно недовольный подарком, осведомился, был ли я на блошином рынке. Я сказал честно: был. Хотя портмоне купил ему, между прочим, в приличном магазине на рю Принца Конде.

О Пятой симфонии e-moll, op. 64


Давно не охватывала такая дрожь — как после Мравинского. Он дирижировал Пятой. Все ведь давно знают: это что-то вальсообразное, милое уху Попахивает детством, первыми походами в филармонию. А в его игре — электрическое потрясение, ничего «милого уху»! Не забуду, как в конце первой части он грянул в воздухе кулаками, и оттого его тень покрыла весь оркестр. Покачнулись люстры — как при подземном толчке, который я однажды уже пережил. В Японии. Все начали меня утешать: всего несколько баллов, несколько баллов… для жизни совсем не опасно! А тут ведь — опасно, страшно опасно!

В финале — марш валькирий, у которых косы как змеи.

Три недостижимые дирижерские высоты (субъективно):

Фуртвенглер — «Тристан».

Мравинский — Пятая Чайковского, Восьмая Шостаковича.

Дезормьер — «Море», «Арлезианка».[228]

Рахманинов

О прелюдии fis-moll, op. 23 № 1


Богоматерь Одигитрия. Знаете, что это в переводе? — Путеводительница! Я ей поклоняюсь. Видел эту икону в Эрмитаже. У нее на руке — отрок. Икона плохо сохранилась, поэтому отрок остался без левого глаза. Я смотрел в его открытый правый… и вдруг услышал, как Богоматерь шепчет: «Это я помогла монаху Теофилу!» Еще папа рассказывал эту легенду — как средневековый монах Теофил заложил душу черту, но сделка была отменена. Благодаря чудесной помощи Богоматери. Теперь я знаю ее имя — Одигитрия!

О прелюдии g-moll, op. 23 № 5


Любимая пьеса у Клейста — «Пентесилея»[229]. Про амазонок. Вообще, Рахманинов — «амазоночный» композитор.

По их обычаю каждая из амазонок должна покорить воина из числа врагов. Вам жалко Ахилла? (пожимает плечами). Каждый из нас дает кому-нибудь себя покорить.

Совсем другое дело — амазонки Лотрека[230]. У них не столько сила, сколько тайна, даже эфемерность. Мне кажется, что все лотрековские певички, проститутки — мои большие приятельницы. Во всяком случае, одна из них — с греческим профилем и смахивающая на Элен Вари — дарила мне хризантемы[231]. Желтенькие. И говорила при этом: «Не забывайте, ведь я проститутка! Но буду вашей за мазурку Шопена!»

О прелюдии F-dur, op. 32 № 7


Игры светлячков. Для меня они — эльфы! Иногда зажигаются серебристые огоньки, иногда — огуречно-зеленые. Перемигиваются.