По направлению к Рихтеру (Борисов) - страница 87

— Какой мальчик… (это она обо мне). Надо срочно заняться воспитанием.

— Нет, он должен быть предоставлен себе! Пусть созерцает — никакой спешки. Вундеркинды — это выскочки. Не люблю тех, кто рано начинает карьеру.

— Ты хочешь, чтобы он навсегда остался с русалками? Надо сделать из него талант…

— Талант — это скучно. Надо сделать из него… Грига.

Мои мысли выглядят совершенно не так.

Концентрация вальсов, танцевальных ритмов. Немножко безумных, немножко несобранных.

Я таким представляю последний танец Нижинского[235]. Не в театре, а в каком-то отеле… для непонятной публики. Он соединил движения из разных балетов в один. Импровизация, за которой тщательно скрыто безумие.

Прелюдия. Как есть «Дань Гайдну» у Дебюсси, так это «Дань Шекспиру» у Шостаковича. Я это воспринимаю так. Дань розенкрейцеровской маске, дань Тайне.

У писателей есть преимущество — у них не публичная профессия. Фрэнсису Бэкону (не художнику, конечно) достаточно того, что у него свой знак[237]. Я его видел. На заднем плане два столба, а на переднем — боров и молодой человек, который этого борова подкармливает. Для тех, кто знал Бэкона, этого достаточно. Остальное погружено в тайну.

Насчет знака Рихтера, я пока в раздумий. У меня было много вариантов, ни на одном так и не остановился. Подскажите, что бы это могло быть…

Фуга.Лировский шут, играющий на дудке. Под ее наигрыш душа Лира вышла из тела и отправилась в путешествие, но тело еще доживает. Это Лир… и уже не Лир. Помните?

— Ты — дух, я знаю. Когда ты умерла? (Это вопрос к Корделии)

— Где был я раньше? Где я нахожусь? Что это, солнце? (Извините, путаюсь в переводах. Но эти строчки точно пастернаковские):

— Моя ль это рука? Не поручусь. Проверю. Уколю булавкой. Колет.

(Видите, как сказал про себя: «Колет». Как будто наблюдает за собой уже сверху).