Зима, как белая цирковая лошадь, бегала по кругу; однажды ночью, после уже которой по счету оттепели, опять выпал снег; в ту же ночь, когда он, уставший, измученный тяжелейшей дорогой, вернулся в Москву. Ровно две недели он путешествовал на товарных поездах, четыре раза пересаживался и однажды чуть было не уехал в Петрозаводск.
Первый выстрел был особенно памятным, особенно удачным. Андрей Ильич столкнулся с хищником совершенно случайно. Он не выслеживал его. Ночью он вышел, как всегда, пройтись, прогуляться с ружьем за пазухой и вдруг услышал крик. Это было недалеко от Крымского моста. Кричала женщина где-то совсем рядом. Андрей Ильич на ходу зарядил ружье, и то, что он увидел, когда зашел за угол, чрезмерно его обрадовало: женщина звала на помощь, с большим трудом отбиваясь сумочкой от человека средних лет отвратительной наружности. Они катались по земле. Хищник схватил ее за ноги и медленно, но верно подбирался к ее шее, ее лицу. Потом он заткнул жертве рот ладонью, повалил ее на живот, задрал юбку, приспустил с себя штаны. Предчувствуя блаженство, замер на мгновение перед последним страшным рывком, но не тут-то было. Вдруг прозвучал выстрел, и у хищника не стало верхней трети черепной коробки. Как будто кто-то пошутил, как будто какой-то мальчишка пробежал мимо, сорвал шапку, а вместе с нею и верхнюю треть черепа. Зверь бездыханно упал на спину, женщина закричала. Она была вся в крови. С головы до ног. Она закричала, потому что по ошибке приняла чужую кровь за свою, а когда разобралась, тут же успокоилась и жалобно завыла.
Выстрел был прекрасный. Да и промахнуться было мудрено: Андрей Ильич стрелял с шагов четырех-пяти. Он сделал все так, как его учили.
Когда палец стал медленно-медленно давить на курок, он «вспомнил о чем-то хорошем», о том, как много лет тому назад провожал Наташу домой, как она не хотела, чтобы он ее провожал, но все-таки согласилась. Идти было недалеко, совсем недалеко, они разговорились, и оказалось, что вдвоем так интересно, как не было интересно раньше никогда и ни с кем. Они так разговорились, что пришли к ее порогу только засветло. И оба они были совершенно растеряны от того, что с ними произошло, и всю неделю потом, встречаясь на лекциях в университетских аудиториях, стеснялись смотреть в глаза друг другу. Когда прошло много лет, они так и не смогли вспомнить, о чем же они так много говорили этой чудесной августовской ночью, небо которой было в алмазах.
Он спрятал ружье под пальто — хорошо, что пальто было длинное, почти до земли — и подошел к женщине, чью честь только что спас от неминуемой гибели.