— Ты с ума сошел! Какая школа? Сумасшедший. Никуда я не пойду.
— Нет, пойдешь. Ты будешь учиться хорошо. Ты будешь ходить в школу, это твоя обязанность, святая обязанность.
— Укурился дядька в дым.
— Я сказал, вставай с постели. И собирайся.
— Отстань, — сказала Лиза и добавила к этому красочную тираду, в которой каждое второе слово было связано с «народными образами телесного низа».
У Андрея Ильича лопнуло терпение, он схватил ее за руку, стянул с постели. Проволок по коридору и вышвырнул ее совершенно голую на лестничную площадку. Вслед полетели: платье, каракулевая шубка, коротенькие сапожки, чулки и сумочка. Он закрыл дверь на замок и отправился в детскую, собрал учебные принадлежности: портфель, тетради, карандаши, линейки, учебники — и все это тоже выбросил на лестничную клетку. Когда он закрывал за собой дверь, девочка одевалась и плакала. Но его сердце не дрогнуло. Он был очень возбужден, очень зол, но сердце его не дрогнуло.
— Еще сто пятьдесят долларов, — потребовала она.
— Зачем тебе такие большие деньги? Вот тебе пятьсот рублей на завтрак в школьном буфете. Одевайся, собери учебники, и чтобы ровно в два часа была дома. На дорогу из школы домой я даю тебе ровно десять минут.
Он закрыл за собой дверь, вернулся в кабинет. Чтобы успокоиться, он решил промочить горло. Он сделал два раза по сто. Не помогло, тогда он приложил горлышко к губам и стал жадно пить.
Иванов проснулся очень поздно, часа в два после полудня, и, к своему удивлению, обнаружил, что его тело кто-то расчленил: руки, ноги, плечи, лодыжки лежали в холостяцком беспорядке на некоем расстоянии друг от друга. Во рту горчило и жгло. Левая рука пылилась под кроватью, правая — бледная, обескровленная лежала на груди. Левая нога, бесстыжая, босая, лежала на кожаном диване, застеленном белой простыней, правой ноги, сколько Андрей Ильич ни оглядывался по сторонам, не было вовсе. Головы тоже не было. По всей видимости, подумал он, ногу надо поискать в ванной или в прихожей, а голова, скорее всего, закатилась под письменный стол. Кроме всего прочего, туловище было совершенно неподвижным, оно было прибито дюймовыми гвоздями к полу, а на подоконник тем временем сыпался пепел.
Андрей Ильич захотел оторвать тело от пола, но не смог, попытался привести в движение хотя бы один из отрубленных членов — бесполезно. Набрав на всякий случай в легкие побольше воздуха, он погрузился в глубокий и мокрый сон. На самое дно. Когда дышать стало нечем, он проснулся и всплыл. Туман в голове медленно стал рассеиваться, предметы стали осязаемы. Сквозил между тем вечерний бриз. Паркет в некоторых местах шел волнами.