— Хоросо, Максун, — улыбнулся он.
Надо было что-то сказать, слишком долге они молчат. Когда в доме находятся двое и молчат, каждый из них может подумать про другого, что тот сердится на него. В селе нельзя, чтобы двое не разговаривали, в тайге — другое дело, там много приходится думать, мысленно прокладывать новые охотничьи тропы, распутывать хитрость зверей, да мало ли еще о чем можно думать в тайге.
Токто не сердится на торговца, за что ему сердиться? Хороший человек, сразу видно.
— Хорошо, — улыбнулся в ответ Максим. — Токто, ты знаешь, что такое советская власть?
— Аха, хоросо.
— Она народная власть. Наша.
— Да. Моя воевал.
— Как воевал? За советскую власть, что ли?
— Партизана ходил.
— Да! Это здорово. Тогда ты должен знать, кто Ленин.
Как же не знать Ленина! Токто знает, кто такой Ленин, ему уши прожужжал про него партизанский командир Кунгас. Много рассказывал о нем, о советской власти. Когда первый раз Кунгас сказал, что Ленин советскую власть образовал, что он самый главный человек теперь, Токто сразу все понял, и не надо было об этом повторять. А Кунгас все повторял и повторял, правда, по разному поводу.
— Ленин, это главный, — ответил Токто. — Он новый чари.
— Царь! Ты что, охотник, опупел? Ленин — вождь всего пролетариата, вот кто он был! А ты… царь. Нет царей, нет купцов — запомни.
«Этот безбородый торговец тоже поучает», — недовольно подумал Токто.
— Советская власть смела всех буржуев, царей всяких, купцов, одним словом, всех богатеев. — Максим победно посмотрел на Токто и закончил: — Наша власть!
На этом красноречие его иссякло. Если бы сейчас Токто что-нибудь спросил, то он стал бы повторять все сначала, потому что это был весь запас его знаний. Максим знал свою беспомощность, старался подучиться у Воротина, но что поделаешь, когда в голове не задерживается эта премудрость о советской власти и слова улетают из головы.
— А теперь нам вовсе трудно, — продолжал уверенно Максим, потому что молчание Токто воодушевляло его. — Вдвое, втрое трудно, потому что наш вождь товарищ Ленин умер. Ты слышал это?
— Нет, не зинай.
— Если кто не слышал в тайге, всем передай: Ленин умер, нам вдвое тяжелее, потому надо сомкнуться теснее и строить советскую власть.
«Каждый человек рождается, каждый умирает. Под солнцем живем, — подумал Токто. — Умер Ленин, но власть, которую он принес народу, живет. За эту власть крови много пролито, так говорил Кунгас. Разве теперь эту власть народную можно кому отдать? Нет, нельзя».
Максим отвесил, отмерил все, что потребовал Токто.
— Все, — сказал он и, взглянув на два лишних соболя, добавил: — Это я передам Борису Павловичу, пусть он решает, что делать.