Еще полчаса Игорь Петрович поработал мокрой тряпкой, смывая отовсюду следы клея. На обоях остались пятнышки, но они просохнут, наверное.
Вынося увесистый, раздувшийся мешок в гараж, Сосницын думал о скорой встрече с сыном. Он ему ничего не скажет, ни полслова, словно ничего не произошло — и посмотрим, как поведет себя сын. Кого ты хочешь повалить, сынок?
Но бюст — надо ли было выносить бюст? Не означает ли это капитуляцию? Оставить бюст? Бюст вернется, но не сейчас, решил Игорь Петрович. Бюст, за который уплачены бешеные деньги, побудет в гараже, пока сын — чтобы сын — осознав, что оскорбил отца, не понял его, не попросит сам вернуть его на место. И он должен понять и попросить.
Вернувшись из гаража, Игорь Петрович почувствовал зверский голод, усиленный незнакомыми переживаниями. Надо поесть, «когда человек поевши, рахманьше будет». Обычно Сосницын без труда ограничивал себя в пище, не ужинал лет пятнадцать.
А тут прошелся по холодильнику, как Мамай, съел столько, сколько съедал в былинные калымные дни на свежем воздухе. Тогда, бывало, он убирал по два котелка пшенки с тушенкой под полбуханки хлеба.
Сегодня он ел другую, достойную его положения еду, но вспоминал годы молодые, и, кажется, на кухне запахло свежетесанным деревом и смолой.
Что значит напереживался! Сын, родная кровь, довел его до объедения. Позор!
Правда в том, что многократные попытки вызвать у себя сокрушительный, бульдозерный гнев не удавались, сменялись растерянностью. Ярость пыхала и гасла, как зажигалка с остатками газа. Слишком необычный, негаданный противник вызвал его на дуэль. И Сосницын, как ни пыжься, был значимо беззащитен, как были беззащитны перед ним ермаковские государевы люди.
Не подавал, как обычно, а принимал подачу, стоя спиной к противнику.
…А пора было вздремнуть. Дорога, объедение, эмоции, но вечером заседание Думы, после него встреча там же, в Сером доме, которая скорей всего продолжится за городом и закончится под утро. С этими товарищами по-другому дела не делаются.
Он подсел к компьютеру, чтобы проверить почту, включил его. На мониторе висели в ряд три знакомых бронзовых бюста И. П. Сосницына с задранными увеличенными валунами подбородков. Всем им Петенька вставил глаза динозавра — зеленые плошки, прорезанные черной щелью.
Сокрушительный удар садиста. Это удар, по накоплению, по внезапности, был самым сильным.
Игорь Петрович выключил компьютер и посидел перед ним, охлаждаясь медицинскими вздохами. Чудо спасло монитор, кулак Сосницына уже подпрыгивал.
Он заставил себя снова включить компьютер и проверить почту. И это волевое усилие потребовало от него критических душевных затрат, подобных тем, что понадобились на первую атаку председательши Думы, самоуверенной помпадурши.