Николай проснулся дома на рассвете, подброшенный непонятными воспоминаниями. В тыкве не оставалось уголка, не отутюженного самогоном, но он, не отрываясь от ковша с рассолом, принялся искать свой бостон.
И не находил. Разбудил мать, поднялся отец — не знаем, не видели, никто не заходил. Так и есть!
Не зря забилось в память, что поднимался пьяный и, спотыкаясь, ходил после заката при оранжевой луне с мешком и лопатой и где-то закапывал бостон.
Точно, выходил ты, сыночка, помню, говорила испуганная мать, а один или вдвоем с мешечкем, не углядела.
Вон оно что. А больше-то, убей меня, ничего не помню.
И вспоминал день, неделю, месяц, год, пятьдесят лет — и так и не вспомнил. Копал и шарил то здесь, то там. Много лет пытался увидеть подсказку во сне, с утра бежал с лопатой то на конюшню, то на старый ток — бестолку. И пил нарочно, и на голову вставал, и щупал пиджак на председателе — все понапрасну.
Потерял душевное спокойствие, оставался худ и нервен всю жизнь.
Новость немедленно разнеслась по деревне и с годами превратилась в одно из самых популярных местных преданий. Одни говорили, что сокровище у Николая отнял заморочивший его черт. Другие — что беспомощным состоянием Тыквы воспользовался райкомовский инструктор Машин, поздним часом пробиравшийся в их деревню к сударке и наткнувшийся на Николая. Это было правдоподобнее, Машина знали, клюв у него был наточенный.
Над Николаем посмеивались, задевали его на пьянках-гулянках и натрезво. В 1958 году Федя Шаньгин разозлился на Николая за то, что он, помогая полной Фединой жене слазить с полуторки, случайно залез ей рукой под юбку.
Может быть, и не случайно, между прочим. Но Федя Шаньгин, имея повод, так издевался насчет бостона, что Николай не выдержал и ткнул его шилом, повыше. Из этой раны получился отек легкого, и Федя едва не отдал Богу душу, а Николая посадили на два года.
В лагере имел он прозвище-погоняло Бостон. Вернулся угрюмый, кормили там плохо.
Но не надо думать, что Николай совсем ополоумел от своей потери. Работал на МТС, трактористом в колхозе, потом в совхозе, вырастил сына Анатолия, получал грамоты. Анатолий уехал в город и вырос до главного механика в гараже, его единственный сын Максим подался в предприниматели, торговал продуктами и металлоломом. Его даже пытались поджечь, чем дед по-своему гордился. Внук навещал деда. Любил его, пил с ним и баловал.
На восьмидесятилетие деда сын и внук устроили настоящий пир на весь мир. Накрытый во дворе стол поражал деревенское воображение. Бодрый дедушка Николай бегал вокруг него, ловил гостей в объектив дорогой видеокамеры и хохотал, как беззаботное дитя.