Вернемся к интервью Губенко журналу "Театр". С юношеским максимализмом он восклицает: "Хочу попробовать условность! Артуро Уи или летчика у Брехта в "Добром человеке из Сезуана". Это - не я. Надо напрягать фантазию, использовать на пределе всю свою физическую ловкость, чтобы создать что-то совершенно другое, нежели я, и в это другое вложить и мысль умнейшего драматурга и мое собственно отношение к нему"15.
В дальнейшем я постараюсь показать, что в кинематографе 60-х годов повелительно преобладала поэтика достоверности, документализма. Она заявляла о себе и на театре. Кстати, ее эстетическую значимость признавал и Брехт, но, пожалуй, не как главный рычаг художественного воздействия на публику. В театре, и не только брехтовском, в виду его внутренне и традиционно резкой условной природы, было сильно тяготение к открытой, взрывной условности. Как уже отчасти говорилось выше, особенно ярко и последовательно настаивал на ней Юрий Любимов. В русле его идей находился и Николай Губенко. Вместе с тем он и не хотел связывать себя лишь с одной художественной традицией и направлением.
Примечательно следующее заявление Губенко: "... то, что я знаю о Мейерхольде и Вахтангове, привлекает. Но вообще мне кажется, что каждый талантливый художник - сама себе система"16.
Тут молодой актер дистанцирует себя и от признанных кумиров театрального авангарда, но и бросает камешек в сторону Станиславского с его "системой". Ясно, что Николай верит, прежде всего, в самого себя. В талант, который, по определению, должен обладать уверенной самостоятельностью, яркой неповторимостью. Различного рода "системы" и "школы" надо, конечно, знать (смешно изобретать велосипеды), но их идеи и установки следует творчески переосмыслять и перерабатывать применительно к тем, сугубо конкретным задачам, которые приходится решать актеру.
Вместе очевидно, что в первые годы (да и позднее, хотя и не столь резко) существования Таганки ее труппа под руководством Любимова, ориентировалась более всего на брехтовско-мейерхольдовские традиции. Прошу прощения за длинную цитату из Губенко, это уже 1988 год, когда пришла пора подводить первые итоги.
"Мы начинали с брехтовского, уличного, демократического театра. Зритель становился равноправным партнером происходящего на сцене. Это заставляло театр искать свой язык, свои выразительные средства, форму образную - без декоративно-костюмно-бутафорских излишеств. Социально острые темы являлись сутью общественной программы театра. Таганка, как правило, стремилась избегать традиционной драматургии (я не причисляю к традиционалистам Шекспира, Мольера, Брехта). Опирались на поэзию и прозу, к которым другие коллективы не тяготели. Нетрадиционный подход к традиционному, метафорический язык был залогом успеха. В частности, ни в одном театре не были столь успешны и долговременны спектакли, обращенные к истории революции, как на Таганке. "Десять дней, которые потрясли мир" Дж. Рида, "Мать" Горького прошли около 900 и 300 раз, и продолжают удерживаться на афише театра"17.