Фондорин дождался, пока Джузеппе дойдёт до ларца и откроет крышку.
— Мама моя! Свинья-мадонна! — ахнул «верный кузен». — Да тут… Лодовико мне всего этого не показывал!
Разбойник согнулся, трясущимися руками стал перебирать драгоценности. Женщина безучастно стояла рядом, повернув лицо к Самсону.
Теперь можно было спокойно уходить — Джузеппе ничего вокруг не видел и не слышал.
На прощанье профессор приложил палец к губам. Прокрался за дверь. Столовую пересёк на цыпочках, но по лестнице уже побежал безо всякой опаски.
Поистине Разум и наука всё превозмогают, они не ведают преград!
Но есть и другая истина, которая напомнила о себе в следующую же минуту: ум отмерит, а случай отрежет.
Надо ж было случиться, чтобы в то самое мгновенье, когда торжествующий Фондорин хотел выбежать на парадное крыльцо, во двор через ворота, гремя колёсами, одна за другою въехали две гружёные телеги. С ними вошли и разбойники. Они шагали правильным строем, держа на плечах ружья, а Капитан сменил свою епископскую митру на кивер. По виду это была уже не шайка дезертиров, а фуражирская команда, составленная из солдат разных полков. Не лишняя предосторожность в городе, куда возвращаются порядок и дисциплина.
Оказавшись внутри ограды, мародёры немедленно рассыпались и загалдели. Сколь мог слышать затаившийся за дверьми профессор, спор шёл о том, как быть дальше: нести добычу наверх либо, наоборот, спустить ранее награбленное вниз, погрузить на повозки и поискать другое, менее заметное пристанище. Возобладало второе мнение. Оставив повозки без присмотра, орава направилась к дому.
Сначала Самсон намеревался укрыться где-нибудь в дальних комнатах, но, видя, что во дворе никого не остаётся, передумал. К чему зря тратить время? Погрузка может затянуться.
Он спрятался в нише, за спиной у мраморного Аполлона. На лестнице было сумеречно, разбойники всё ещё бранились и протопали мимо, не заметив профессора. Очень довольный своей смелостью и ловкостью, он вылез из укрытия и выбежал наружу.
Там уже начинались сумерки — то время, что у французов называется entre loup et chien.[164]
Фондорин споткнулся на бегу, присел на корточки и прижался к колонне.
В воротах маячили две фигуры в широких шальварах, узких безрукавках, с красными шапочками на головах.
Атон и Хонс!
Один разглядывал что-то блестящее, держа руку у самого носа. Второй, задрав лицо, беспрестанно поматывал шеей, словно прислушивался.
Это уж была чертовщина! Откуда они тут взялись?
Профессор оказался между волком и собакой уже не в природоописательном, а в более зловещем смысле. А коль выбирать меж двумя опасностям, собачья стая менее опасна, нежели волчья.