— Жалела? — вспыхнула Люсия. — Смешно, честное слово! Я никогда ни в чем не раскаиваюсь. Кто-кто, а я свою жизнь прожила неплохо.
— Ты еще скажешь, что сейчас бы его прогнала?
— Конечно, прогнала бы! Мне на жизнь хватает, я ни в ком не нуждаюсь.
— Видите? — обратилась к сторожу Анхела. — Упряма, как мул. Она и в восемь лет была такая. Ни за что не признает, если неправа.
Люсия демонстративно повернулась к ней спиной и замурлыкала итальянскую арию.
— Видите, видите? — зашептала сестра, — Слушает только то, что ей по нраву. Заговоришь начистоту — затыкает уши. А ведь только благодаря мне она не погибла.
Люсия оборвала арию и обернулась. Ее лицо исказилось от гнева.
— Врешь. Папа оставил деньги нам обеим. Они такие же твои, как мои!
— Она бы их все промотала. Если бы не я…
— Я могла бы давать уроки. Мой голос знает вся Испания, за ученицами бы дело не стало.
Она в свою очередь повернулась к Педро и показала ему фотографии, которыми был уставлен весь рояль.
— У меня были сотни учениц, и по дикции и по пению. Я в рекламе не нуждаюсь. Посмотрите сами.
На десятках расплывчатых фотографий, покрытых желтыми, словно табачными, пятнами, улыбающиеся девицы в платьях девятисотых годов гуляли по газонам на фоне мраморных лестниц, каскадов и фонтанов, нарисованных на заднике; их обнаженные руки были прикрыты нежным, пенистым тюлем, грудь — цветами и жемчугом. Напрягая зрение, Педро разбирал по складам: «Сеньо-р-и-те Лю-си-и Рос-си с горячей любовью от…», «Обожаемому другу Люсии Росси от благодарной…» Анхела не отходила от него. Она комментировала:
— Бедняжка буквально живет ими. Она и сейчас мечтает давать им уроки. Но, сами понимаете, ее песенка спета.
Люсия говорила свое:
— Вот, взгляните, по всем стенам, на бюро. И еще есть. Полный дом фотографий, и в чемоданах лежат.
— Никто с тобой не спорит, — сказала сестра. — Все знают, что у тебя был хороший голос, но сейчас мы говорим о настоящем, о сегодняшнем дне.
Люсия не обратила на нее никакого внимания.
— Действительно, я не раз пела в пользу армии, и вы видите, как меня отблагодарили. Да, у меня есть основания потерять веру в людей…
— У тебя всегда все шло от ума, — сказала сестра. — В этом твое несчастье. В известном смысле, — обратилась она к сторожу, — это я, а не она, всегда была артистической натурой. Я довольствуюсь грезами, фантазиями, мечтами…
— Очень много от них пользы! — усмехнулась Люсия. — Ну скажи, разве я не права, что никогда не доверяла людям?
— Сестра никогда никого не любила. Если бы вы видели ее несколько лет назад, вы бы сказали, что она без своих учениц жить не может. И что же? Поверите ли, никогда о них не вспомнит!