— Разве ты не знаешь? — Брови Максимилиана картинно взлетели вверх. — Питер простудился. Он дома.
Рот Марджори чуть приоткрылся, придавая ее чертам глупый вид.
— Питер болен? — переспросила она. — Серьезно?
— Об этом я должен спросить у тебя, — ответил Максимилиан. — Ты же его невеста.
— Я ничего не знала, — пробормотала Марджори.
Максу внезапно стало жаль ее.
— Наверное, он решил не волновать тебя понапрасну, — великодушно предположил он. — Это всего лишь легкая простуда. Вы с ним слишком долго гуляли вчера под дождем…
Марджори хотела возразить, что уж если Питер и гулял вчера под дождем, то только не с ней.
Но, подумав немного, она решила, что не стоит посвящать Максимилиана в свои проблемы. Она и так слишком выдала себя своим визитом.
— Ах да! — Она натужно рассмеялась. — Он уже вчера вечером немного кашлял. Как же я не сообразила…
Макса не обманула ее игра. Они явно поссорились, размышлял он про себя, и сегодня она примчалась выяснять, в чем дело. Нет, если эта свадьба расстроится, я ни капли не огорчусь.
Питер заслуживает лучшего…
Внезапно дверь его кабинета распахнулась.
На пороге возникла Эйлин с кипой бумаг в руках. Ее щеки гневно горели, и эта ярость делала ее особенно привлекательной.
— Максимилиан, это невозможно. Мы же договаривались совсем о другом! — выпалила она с ходу, тряся листами.
Увидев, что в кабинете присутствует посторонняя женщина, Эйлин запнулась. Максимилиан всегда настаивал на том, чтобы сотрудники редакции беспрепятственно заходили к нему в любое время. Поначалу она стеснялась врываться к нему без предупреждения, но потом привыкла. Вот и сейчас, получив собственные статьи, исправленные корректором, она сразу пришла жаловаться Максимилиану.
— Извините, я не знала, что вы заняты, — пробормотала она смущенно.
Макс раскинулся в кресле и довольно улыбался. Ему нравилась реакция Эйлин. Краска смущения и злости заливала ее щеки, и Максимилиану до ужаса хотелось раздразнить девушку до такой степени, чтобы она совсем потеряла контроль над собой.
Марджори с ревнивым интересом разглядывала Эйлин. Она сразу догадалась, кто перед ней.
С чисто женской дотошностью она пыталась найти в ней как можно больше недостатков, чтобы потом презрительно скривить губы и признаться самой себе, что «эта Эйлин Донахью ничего особенного». Но даже Марджори была вынуждена отметить, что придраться не к чему. Эйлин была со вкусом одета, держалась с достоинством и была бесспорно красива. Настроение Марджори, и без того не безоблачное, резко ухудшилось.
— Что вы. Эйлин, — произнес Максимилиан, растягивая слова, — вы нам ничуть не помешали.