С виду всего лишь коротенький толстяк лет сорока пяти или пятидесяти, беззаботный кутила, добрый малый, знаток марочных вин, а также надменных блондинок спортивного типа (обязательно выше себя ростом).
Легче представить его не в кабинете или в лаборатории, а, скажем, в ресторане, за столом, накрытым ослепительно белой, туго накрахмаленной скатертью. Веселая компания доверяет именно ему переговоры с обер-кельнером. Он внимательно и не спеша читает меню. Затем, оттопырив губы, произносит капризно: «Трю-юфли…»
Кстати, о губах. Они ярко-красные и как-то неприятно выделяются на одутловатом лице.
Встреться Колесникову этот Бельчке в обычном штатском костюме, при галстуке бабочкой и с цветком (резедой!) в петлице, он ни за что бы не подумал, что это эсэсовец в высоких чинах. Просто немецкий бюргер, делец и даже не очень преуспевающий, но неизменно жизнерадостный. Скажем, владелец магазина готового платья или аптеки: пожалуй, скорее аптеки. Да, заурядный провинциальный фармацевт!
На носу Бельчке громоздятся очень большие очки с отбрасывающими блики стеклами. Глаз за ними не видно. Это придает лицу непонятное и неприятное выражение, какое-то беспрестанно меняющееся, ускользающее. Губы улыбаются, а глаза за стеклами очков остаются, надо думать, настороженно-серьезными и встревоженными.
Так вот откуда взялось определение «лупоглазый»! В застенке Колесников, вероятно, увидел мельком эти очки. Потом он забыл о них. Но в его воображении они ассоциировались со стеклянными шарами на шестах.
Будто угадав его мысли, Бельчке сказал, улыбнувшись еще шире:
— О нет, я не злой, далеко не злой! Жизнелюб и весельчак — вот кто я! Значит, не могу быть злым, не так ли? Да, я жизнелюб, господин моряк. И это третья, самая важная причина, по которой я капитулирую. Признаюсь откровенно, люблю пожить и умею пожить. Наш Лютер сказал: «Кто не любит вина, женщин и песен, тот всю жизнь свою дурак!» И можете мне поверить, я не был дураком. Но чтобы жить по Лютеру, согласитесь, нужны деньги, и немалые! Мои научные занятия (вы не одобряете их, знаю!) давали немалые деньги. И мне было все равно, кто платит. Судьба моя сложилась так, что я родился в Германии и мне платил Гитлер. Родись я в Америке, платил бы Трумэн, только и всего.
Бельчке переменил положение ног. Тут Колесников заметил, что у собеседника все время подрагивает колено. О! Значит, он очень волнуется!
Нагнувшись, Бельчке пытливо заглянул Колесникову в глаза.
— Вы думаете, предложу вашему командованию купить мой лютеол? Нет. Хотя американцы, бесспорно, с охотой бы его купили и заплатили бы хорошие деньги. Почему же я не обращаюсь к американцам? Почему вместо этого пригласил к себе вас в качестве посредника между мною и командованием русских войск? Русские, но не американцы! Я сделал свой выбор. Скажу вам откровенно, вынужден сделать его. И для того чтобы вы смогли меня понять и поверить мне, нужно только взглянуть на карту Австрии.