— И комсомолец? — спросил Панченко.
— Комсомолец, — еще тише подтвердил Бобырь.
— Тогда вот что, — строго сказал Панченко, — немедленно уведите его домой. Будет буянить — сдайте в милицию.
— Не надо в милицию, товарищ начальник, — появляясь возле нас, вкрадчиво пробормотал Мендель, — зачем в милицию? Я его прощаю. Хлопец молодой, выпил на злотый, а опьянел на десятку, ну и пошумел. С кем это не бывает?
— Уйдите, гражданин, — прикрикнул на Менделя Панченко, — это не ваше дело! — И, обращаясь к нам, спросил: — Как его зовут?
— Тиктор! — насупившись, сказал Бобырь.
— Тиктор! Иди сюда! — позвал Панченко.
Пошатываясь и потирая щеку, Тиктор неохотно подошел к нам. От него сильно пахло водкой.
— Во-первых, немедленно сними кимовский значок, — жестким, суровым голосом приказал Панченко, — во-вторых, сейчас же уходи отсюда. Ребята тебя проводят… Ну!
Повинуясь голосу Панченко, Тиктор медленно, стараясь не подать виду, что испугался, засунул руку за пазуху и принялся отвинчивать маленький, покрытый эмалью комсомольский значок.
— А вы чего собрались? Что здесь, цирк? — поворачиваясь к зевакам, крикнул Панченко.
Тиктор наконец отвинтил и дрожащей рукой подал окружкомовцу дорогую для нас эмблему.
— Подлец! — тихо, сквозь зубы, бросил Панченко. — Разве о такой смене мечтал Ленин?
Яшка вздрогнул и опустил голову.
Пока мы вели его темными узенькими переулочками, он шел смирно и, казалось, совсем протрезвел. Но только мы вышли на освещенный Тернопольский спуск, ведущий к Новому мосту, Тиктора снова развезло. Он как-то сразу обмяк и стал опускаться, норовя сесть на тротуар. Пришлось взять его под руки. Тиктор рассердился и попытался вырваться.
— Тише, Яшка! Не делай хай! — сказал Маремуха, хватая его.
— А тебе какое дело, ты, сопляк! — прикрикнул на Петьку Тиктор. — Да отвяжитесь вы от меня, я свободы хочу, слышите? — Сказав это, Яшка неожиданно запел:
Чорная карета,
Два солдати йдуть.
Мою ципу-маму
В каторгу ведуть.
Вдоль Тернопольского спуска ярко горели фонари, на панели было много прохожих, все они оборачивались на хриплый голос Тиктора. Мне казалось, что каждый из них знает Яшку, понимает, что мы ведем пьяного комсомольца. Давно уж мне не было так стыдно, как в эти минуты. А Яшка, как бы чувствуя это, нарочно не унимался и куражился как только мог. Ему, видимо, нравилось, что на него смотрят.
— А ну, живее! — скомандовал я хлопцам. — Ты, Петька, толкай его сзади! — Сильным движением я потащил Тиктора вперед.
«Поскорей бы протащить его через мост, а там, в темной аллее бульвара, где нет прохожих, будет уже другой разговор», — думал я, волоча за собой Тиктора. С другой стороны тащил его Сашка Бобырь. Доски Нового моста обледенели, и Яшка не шел, а ехал по ним, вытянув вперед ноги и повиснув у нас на руках. Ему удалось-таки зацепиться за бортик деревянной панели, и он, сразу задержав нас, повалился на доски. Бобырь предложил осторожно: