Размышления пани Анели прервал приход учительницы.
— Здравствуйте! Вам не помешает, если я здесь поглажу несколько вещичек? Кашель меня замучил. По правде говоря, я тут не то что кашлянуть — вздохнуть боюсь…
— Золотко мое, не обращайте ни на кого внимания. Для здоровья главное — спокойствие.
— Легко сказать — спокойствие. Посмотрела бы я на вас, если бы вам надо было ходить через комнату Шафранцев.
— И вы тут не квартирантка, а у себя дома.
— Вот и я так думаю. Сколько здоровья и денег на эту квартиру ушло — то дверь надо починить, то пол перестилать, то печь перекладывать. А тут только и слышишь: «Наша собственная квартира». Была бы у них квартира, как же, если бы не Петровский и Черник! После войны, в первую зиму — вас еще тут не было, — воду приходилось носить из Вислы, дрова добывать из-под развалин. Шафранцы тогда тяжело болели. Я им варила, стирала, ухаживала за ними, ни с чем не считалась, а теперь они…
— Они это всегда помнят, пани Янина. Старушка мне много раз рассказывала, какая это была тяжелая и страшная зима. Но поймите и вы их. Люди они пожилые. Война у них отняла единственного сына, никого у них нет.
— А невестка, а внук?
— Где? За морями-океанами?… У старушки больная печень, поэтому она такая раздражительная. Комната у них неудобная, проходная…
— Они сами ее выбрали! Не помните? Черник предлагал им свою, а они отказались.
— Отказались, потому что в проходной теплее. Окна выходят на улицу, балкон есть. А пан Франтишек любит возиться с цветочками.
— А по-моему, они выбрали проходную, чтобы удобнее было за всеми подглядывать. Пани Леонтина как усядется в кресло за занавеской, так и следит, кто куда пошел — в кухню, в ванную или еще кой-куда. Тут нужно ангельское терпение, чтоб выдержать!
— Может, и так, — спокойно согласилась медсестра. — А что им еще остается? У каждого из нас своя работа. У меня — больница, у вас — школа, у Петровского — контора, у Черника — завод, даже у мальчишек Петровских и то есть свои дела и заботы, а что у них? Старость, недомогания, и только…
Пани Анеля тяжело вздохнула, и на мгновение по ее жизнерадостному, розовощекому лицу пробежала тень печали, но тут же исчезла.
— Ох, и обед у меня сегодня будет! — заговорила она весело. — Пальчики оближешь! Картошка с жареной рыбой. Приглашаю вас на обед!
— Нет! Нет! Что вы! Большое спасибо! — испуганно отказалась учительница. — Я уже приглашена к одной знакомой.
Она поспешно вернулась к себе в комнату, где после солнечной кухни казалось совсем темно. Зимой солнце сюда заглядывало только по утрам. Учительница встала у окна, и лицо ее прояснилось: перед ней была скованная льдом Висла, которая серебрилась на зимнем солнце. Весело алели мчавшиеся мимо автобусы. По набережной прохаживались люди: взрослые и дети, катили младенцев в колясках, вели на прогулку собак. Одни собаки шагали важно и чинно, другие упрямились, рвались с поводков.