— Дедушка, стойте! Стойте, Вам говорю!
Старичок издал какой-то звук, напоминающий скуление или жалобное ворчание, и двинулся к отскочившей назад Даше. А ведь придется бить, подумала она. Топором, и по голове. Вот этого старого человека, пусть и уже мертвого. Маленького, слабого, в затертом пиджачке с орденской планочкой, трениках «советский спорт» с обвисшими коленями и драных «дутиках». Даша медленно, благо и старичок стремительностью не отличался, отступала, глядя на трогательно торчащие из нагрудного кармана расческу, платок в клетку, сложенную вырезку из газеты, с кроссвордом, и карандаш, на орденскую планку, на протянутые к ней, иссохшиеся от старости, корявые руки, без двух пальцев на левой, на висящие на шее старомодные очки в металлической оправе — и понимала — ударить она не сможет. Но и убежать нельзя — в закоулке меж гаражами остался ее груз.
Она подняла топор на уровень груди, и уперлась углом обушка в грудь старичка. Чуть надавила — и довольно легко остановила. На секунду замерев, старичок споро потянулся и обхватил топорище. Э, нет, так не пойдет! Даша резко, впрочем, без особых усилий — видать совсем уж стар и слаб был дедушка — вывернула с проворотом вверх топор, вновь уперлась в грудь качнувшемуся старичку, и толкнула его назад и вбок — на кучу мусора, видно еще с зимы оставшегося. Старичок завалился в груду размокших коробок и там вяло забарахтался. Спешно подхватив груз, Даша рванула назад на улицу — соваться во дворы расхотелось окончательно. Пробегая мимо крайнего окна у прохода, она еще раз убедилась, что сделала все правильно — из приоткрытой фрамуги слышался склочный голосок, взывавший «приехать и забрать наркоманку с топором, бросающуюся на людей».
А если бы ударила? Еще и от милиции бегать? Ладно, хорошо что так.
Выбежав, Даша вновь навьючила груз, но топор лишь засунула под висящий на груди рюкзак, не выпуская из руки, да еще проверив, чтоб выдернуть не цепляясь.
Дальнейший путь пролегал по улицам, во дворы больше не заглядывала, подворотни обходила стороной. Постепенно продвигаясь к намеченному пункту, Даша наблюдала картину, которая все больше убеждала ее — что БЕДА — большая и серьезная. Пробки на больших улицах стояли намертво, хотя пока еще маленькие улицы были пустынны, встретила, заранее перебежав на другую сторону, несколько «мертвяков». Увидела в сквере как несколько бритоголовых кожанко-берцовых парней старательно пинают неподвижное тело кого-то темноволосого, в оранжевой жилетке, а буквально за углом, на стоянке еще ворочающегося «скина» лупцуют арматурой южане с, похоже, ближайшей стройки. Насторожили частые выстрелы, в том направлении куда она шла. Проскочил мимо милицейский «козлик», скрипнул тормозами и зажурчал задним ходом, подъехал — но Даша, памятуя наставления тети Клавы, уже сидела за припаркованной за поворотом Вольвой. Патруль постоял секунд десять, фыркнул бензиновым облаком и укатил. Со стороны Смольного раздалась вдруг частая и довольно долгая стрельба, грохнуло несколько глухих взрывов, и в той стороне в небо потянулись черные хвосты дыма.