– Конечно, Макс, – вместо него ответил Полковник.
Но что-то в его тоне показалось мне неубедительным. И Параманис понял это.
– Скажем так… Мы знали, что у нее долгое время не было мужчины. Это нетрудно было узнать. И насчет романтичности мы тоже знали. У нее дома полно стихов. Ахматова, Цветаева… Но насчет остального – это новость, – улыбнулся он. – Хотя от этого ничего не меняется.
– Значит, вы рылись у нее дома?
– А ты как думал? – усмехнулся Полковник.
Я вспомнил его появление у меня в квартире и смолчал. Вместо этого я вытащил из кармана сигарету.
– Время перекура еще не подошло, – строго заметил Полковник.
Я сунул сигарету обратно. Дзержинский определенно действовал мне на нервы. К тому же мне захотелось есть. Воспоминания об увиденной в холодильниках еде снова непроизвольно вызвали слюну. И от крепкого чая я бы не отказался. Но правила для того и существуют, чтобы портить нам жизнь.
К тому же я вспомнил, что наступил черед Маргариты пройти испытание, и от нетерпения увидеть это у меня зачесался кончик носа.
– Ладно. Вернемся к остальным. С Максимом все ясно, – подытожил Параманис. Как будто прочитал мои мысли. Что именно ему было ясно со мной, я не стал уточнять. Вот с ним и с Полковником мне ничего не было ясно. Никак не удавалось пробить их защиту. Все же профессионалы. Но я дал себе клятву обязательно придумать какой-нибудь трюк. Напоить их, что ли? Хотя на этой конспиративной квартире не было ни грамма спиртного. Оставалось следить за Параманисом, когда он смотрит на Маргариту. Он определенно расслаблялся, и его защита слабела. Что касается Полковника, то следовало найти его слабое место. Ахиллесову пяту. Может, он любит поесть? Впрочем, его сухопарая фигура опровергала это предположение.
– Вернемся, – согласился Полковник.
Мы вышли из кухни в холл в иерархической последовательности. Сначала Полковник, потом Параманис, затем я. И появились в гостиной в такой же последовательности. Всю жизнь я замыкал шествие. Шел в арьергарде, так сказать. Но это меня устраивало. По крайней мере, точно знаешь, что никто не нанесет удара в спину.
В комнате все были готовы ко второму акту представления. Глаза Маргариты возбужденно блестели, Галина теребила занавеску, и даже обычно отстраненная Вера выглядела заинтересованной. Только сам объект эксперимента, бухгалтер Никанор, сидел с непроницаемым видом. Глаза за толстыми стеклами очков ничего не выражали. Впрочем, может, они что-то и выражали, но этого не было видно. Но лоб все же немного вспотел. У этого человека самой выразительной частью тела был лоб. Выпуклый, широкий, с двумя шишечками, он начинался далеко внизу, выгибался дугой и продолжался до середины черепа. Такое впечатление создавалось из-за залысин и редких волосиков на макушке.