– Куда ж тебя ночью понесло? – спросил экстрасенс, поспешно от меня отодвигаясь.
– Так муж затрахал! Не верит, что ветрянка, думает – венерическое. Орет, ругается... Лучше я в офисе посижу спокойно.
– А в офисе чего ж... не боятся?
– Еще как боятся! Начальница терпит кое-как, да тоже уж, видно, скоро пошлет куда подальше.
– Ты вот что... Давай-ка вали отсюда!
– Ладно, – вяло согласилась я, боясь показаться чрезмерно обрадованной. – А это Киевская железная дорога? Я дойду, здесь недалеко...
Машина стала какой-то разболтанной. Ключ прокручивался в зажигании, переключатель скоростей ходил ходуном, а педаль газа от легкого прикосновения мгновенно уперлась в пол.
«Что они сделали с моей машиной! – Я тихо скорбела, петляя по узким улочкам незнакомого городка. – Она была мне другом, служила верой и правдой. А я предала ее, бросила на растерзание ментам!»
Потом я привыкла, перестала обращать внимание на неисправности и уже совсем беззаботно помчалась по шоссе. Дорога была пустой, скорость – запредельной, только ветер в открытых окнах свистел. Подъезжая к Москве, я увидела на обочине голосующего. Я в жизни не сажала посторонних людей в машину, но на этот раз зачем-то изменила своему правилу.
Незнакомец уселся рядом со мной, и вдруг, едва машина тронулась с места, грубо толкнул меня под локоть. Я неловко крутанула руль, машину швырнуло к обочине. От страха я зажмурилась, уверенная, что открою глаза уже в кювете. Но ничего подобного! Машина выехала на пыльную проселочную дорогу и как ни в чем не бывало продолжала катиться вперед.
«Просто милость Божия», – мелькнуло у меня в голове, и в это мгновение незнакомец, отпихнув меня, резко нажал на тормоз.
Дальше все произошло молниеносно. После краткой борьбы я оказалась поваленной на сиденье, а незнакомец грозно нависал надо мной. С не поддающимся описанию ужасом я узнала в незнакомце Вадима.
– А у меня вот... – Я зачем-то стала показывать ему свои покрытые язвами руки. – Аллергия на рододендроны!
– Да пошла ты. – Вадим зло ухмыльнулся. – Ты для меня зеро...
Я набрала полные легкие воздуха и спросила:
– Почему, Вадим?
– Ты ведь знала о болезни отца, не так ли? – выдал он неожиданно.
– Вадик!.. Ты что? О какой болезни?! Георгий Петрович давно скончался.
– А при жизни? Ты знала?! Говори!..
– О какой болезни?
– О его слабоумии.
Я растерялась – не знала, что ответить ему. Слабоумие отца всегда было в их семье запретной темой – табу. О нем молчали, как о чем-то неприличном.
– Знала, Вадик. – У меня не получилось соврать. – Мне Валерия Михайловна сама сказала. Незадолго до смерти.