Тихая уютная долинка открылась с очередным шагом. Ничто еще миг назад не предвещало конца пути и вот... невысокий, серебрящийся осиновой дранкой купола храм, пара бревенчатых изб, тихий, едва слышно журчащий родник, обложенный камнем. Почему-то сильно посветлело или мне только показалось? Ердей сделал знак остановиться и мы замерли на месте. Старик широко и истово перекрестился, шепча слова молитвы. Затем низко, коснувшись пальцами земли, поклонился. Я последовал его примеру. Еще не понимая толком, куда же попал, я остро и глубоко ощутил святость, особость этого места. Духовную энергию его. И даже немного оробел. Как и посмел явиться сюда? А главное зачем?
Эти мысли разом навалились всей своей давящей силой на меня, что я почти впал в ступор. И только вовремя мелькнувшая идея - позаботиться о лошадях - вернула меня в реальность. Решительно забрав поводья всех коней из рук ничего против того не имеющих дахар, я медленно направился в сторону широкой полянки, на которую мне указал старик, мол, там лошадкам самое место. Сами же мои спутники словно забыв о долгом утомительном путешествии и усталости, бодро зашагали к храму.
Я долго возился с лошадьми, расседлывал, чистил, кормил и поил. Уже совсем стемнело и я зажег имевшуюся среди запасов свечу, огонек которой, бестрепетно, словно и не было никакого даже малейшего ветерка, ровно горел, освещая мои труды. В конце концов, я закончил с делами и, нагрузившись припасами и оружием, зашагал в сторону избушки. Осторожно постучав, отворил незапертую дверь и вошел в темные сени. Поставил свечу на лавку и сложил вещи на полу. Посидел несколько минут в тишине и покое, утомленно привалясь к прохладным бревнам стены. Господи, хорошо-то как.
Не пора ли пойти в храм? И чего я так испугался? Что за робость такая? Нельзя больше вилять и себя обманывать - я попросту трушу идти туда, в дом Божий. Слишком много за мной греха. Но ведь просто зайти я могу? Ненадолго. Собравшись с силами, оторвался от лавки и медленно побрел к церкви. На душе воцарилась странная тишина. От того, что иду - стало легко. А от предчувствия встречи - томительно-тревожно. Перед невысоким крыльцом остановился и, повторяя 'Господи помилуй' трижды перекрестился с поклонами. Тихо потянул дверь на себя и шагнул внутрь.
Внутри царил теплый, желтоватый, от горящих лампад и свечей, сумрак. Широкий иконостас с длинными, во всю ширину поперечными балками расписанными чудными зелено-красно-желтыми цветами и травами занимал всю стену, поднимаясь под потолок. С икон на меня смотрели лики святых, Богородицы и самого Иисуса Христа. Горло перехватило от волнения и я зашептал 'Отче наш'. Сколько простоял так, не знаю. Время остановилось.