Сломленный хмелем, Филат захрапел на дочеринской постели. Теперь уж до утра!..
Антонина передохнула, успокоилась, умыла руки, шею, лицо, натянула капроновые чулки, сунула ноги в лаковые туфли-босоножки на толстой пробке, переоделась в крепдешиновое цветастое платье, причесалась, напудрилась, подкрасила губы и, забыв горе, превратилась в белую, пышную женщину, которая пленила Леона Томбадзе. «Тоня – кинь грусть», как в девушках ее звали на приисках.
– Пошли, прогуляемся, – предложила она Грозовым, бросив критический взгляд на шелковое, но простенькое, по ее мнению, платье Дуси.
– А ты, Нелька, гляди за дедом. И чтобы из дома ни на шаг! – пригрозила Антонина молчаливой девочке. – А то знаешь у меня!..
Смеркалось по-южному быстро. Трое, смешавшись с толпой гуляющих, прошлись по набережной и устроились поужинать в ресторане над морем.
Дусю Грозову интересовало, какие материи и где продают в С-и, что можно купить, какие цены. Относительно лаковых туфель Антонина обещала:
– Я тебе, Дусенька, устрою прямо с фабрики. Здесь и в магазинах туфли безо всякой очереди, но на фабрике выбор бывает больше.
– На фабрике? – прищурился Грозов, мужчина лет под сорок, худощавый, с жесткими черными волосами, с выдающимися скулами на широком лице и слегка раскосый: примесь бурятской иль, по старинному выражению, «братской» крови, отнюдь не редкость среди забайкальских казаков.
Грозов работал на приисках заведующим лесной базой и, сам хозяйственник, знал, что фабрики никаких торговых, тем более розничных, операций производить не могут.
– Да, на фабрике, – подтвердила Антонина, с аппетитом уплетая мороженое. – Есть тут одна такая фабричушка. Я могу устроить через своего знакомого.
– Н-ну… – Грозов подмигнул Антонине: «Баба ходовая! Ну, у нас на приисках обувных фабрик-то нету, у нас другое-то…» Грозов думал о привезенном им краденом золоте.
1
Наутро Филат Густинов был хмур, хотя боли в желудке его уже не мучили.
– Ото всех болезней во всю жизнь водкой лечился я, – говорил старик. – А ну, сто грамм с утра для легкости ног!
Но водки для опохмелья Филат не получил. За него принялся Грозов:
– Стакан красного-то можно- и баста! А то ты, Филат, друг ситный-то, с вечеру делов-то было наделал. Иль память отшибло? Не по-омнишь? Мало-мало не угодил в милицию на отсыпку-то. Тебе сейчас поднеси, ты опять со старых дрожжей заведешься, как опара на печи!
При упоминании о милиции старика передернуло.
– То-то! – пилил его Грозов. – Попал бы ты, старый дьявол, принялись бы тебя красные околыши расспрашивать: кто, да что, да откуда, да почему, да как, да зачем? А? Не знаешь, что ли, как они сумеют прилипнуть, башка ты еловая!