Когда трое вошли в рощу, Алонов почти на четвереньках побежал в степь, пользуясь лощиной, потом, уже по ровному месту, прополз к кустам – тем самым, откуда он недавно полз к роще. Почему-то он решил, что именно здесь самое безопасное место.
3
Один куст колючего боярышника стоял отдельно. Шагах в четырех от него несколько кустов так переплелись тонкими стволами и, наверное, корнями, что казались оплошной массой веток и листьев. Над самой землей отмирающая осенняя листва уже разредилась, и был виден лаз в глубину, проделанный волками или лисами.
Купа кустов устроилась как раз на гривке степного водораздела, невысокого, как все неровности в этих местах, но обзор отсюда открывался широкий. К северу простиралась обширная плоскость. Там, километрах в тридцати или тридцати двух, находился разъезд железной дороги. Конечно, отсюда его не было видно, как нельзя было заметить и дымки паровозов.
Разбросанные на просторе рощи-ко?лки, обманывая глаз, сливались на горизонте в кажущуюся непрерывной линию леса.
Недалеко лежало открытое, почти круглое озеро, поблескивая под косыми лучами низкого солнца. Края озера были смоляно-черные. Вода в нем была горько-соленой, и растительность останавливалась на границе насыщенной солями почвы.
Алонов смотрел на тихую степь с шарами перекати-поля. Они еще не созрели и не оторвались от корней, чтобы помчаться с ветром по простору и разбросать готовые семена. И никого живого в степи не было. В этом Алонов убедился сразу, потратив на осмотр столько времени, сколько нужно, чтобы повернуть голову.
На опушке рощи стояли трое с ружьями в руках. Один из них нагнулся. И Алонову нетрудно было понять, на что все смотрят.
На таком расстоянии он не мог рассмотреть лица. У него было самое обычное зрение – не слишком сильное, но и не слабое, какое и должно быть у каждого обычного и здорового человека в возрасте девятнадцати, двадцати, двадцати одного года… Алонов обладал способностью, развитой постоянным общением с природой, сразу охватывать взглядом широкое пространство. И хотя все его внимание, казалось, было приковано к группке людей на опушке, он сразу же заметил еще одну фигуру. Кто-то оказался и в том месте опушки, откуда он, Алонов, только что стрелял. Итак, охота на него, на человека, продолжалась.
Правда, и за зверем так охотиться Алонов не стал бы. Полагается обойти, обложить, гнать. Приемов охоты много. Наверное, и на человека можно охотиться так же. И Алонов подумал, что останься он в роще, на опушке, выжди – и он мог легко застрелить и второго из своих преследователей. При этой мысли Алонов опять почувствовал ужас и тошноту.