* * *
Клементина прошлась по пентхаусу и раскинула руки в стороны.
– Он кажется таким огромным по сравнению с нашей квартирой в Рио!
– Ты действительно хочешь продать его? – Габриэль с улыбкой осмотрелся вокруг.
– Я не хочу возвращаться в Нью-Йорк. Это последний визит сюда.
– Почему ты так уверенно говоришь об этом?
Клементина пожала плечами и не смогла найти нужных слов. С недавнего времени она чувствовала смутную тревогу, находясь в этом городе, но не находила этому видимой причины. Она боялась делиться своими мыслями с Габриэлем, зная, что он начнет либо волноваться, либо смеяться, приписывая ее ощущения повышенной чувствительности – из-за беременности. Выходя из дома, она постоянно оглядывалась, словно ожидая кого-то увидеть, но не могла понять, кого. Поэтому она хотела поскорее решить все дела и вернуться домой.
Несколько дней назад к ним приезжал Рафаэль, и Клементина обрадовалась этой встрече. Она осторожно расспросила его о Мартине, но Раф заверил ее, что тот успокоился и не собирается вмешиваться в их жизнь.
– А почему он должен вмешиваться? – недоумевал Габриэль. – Какое ему вообще дело до нас?
Рафаэль огорченно вздохнул и горько посмотрел на него:
– Он любит вас обоих.
– Любовь не бывает эгоистичной и злой, – нахмурившись, возразил Габриэль.
– Именно такая она и есть, – возразила Клементина и задумалась.
Она ничего не говорила Габриэлю о своих ссорах с Мартином, но он, кажется, чувствовал напряжение, возникшее между ними. Габриэль категорически решил не видеться с ним, но не запрещал этого Клементине, так как знал, что, если она этого захочет, никакие запреты не будут способны удержать ее. У них с Мартином была своя особая связь, и Габриэль понимал, что тот любит ее. Еще в детстве он видел обожание в глазах Мартина, когда он смотрел на Клементину. Иногда ему казалось, что так сильно любить кого-то невозможно, но жизнь опровергала эти заключения, доказывая, что любовь может быть или крепкой и безрассудной, или же ее просто нет вообще.
– Надеюсь, у вас родится большой мальчишка, хотя наглой девчонке я тоже буду рад, – Рафаэль осторожно обнял Клементину и озорно улыбнулся. – Или ты растешь, или я уменьшаюсь. Еще пара лет – и мне придется вставать на стул, чтобы обнять тебя. Посмотри, я ниже тебя на полголовы, как пенек какой-то!
– Причем старый пенек. Кстати, я тоже не молодею. Мне уже тридцать.
– Слыхал я такие речи! – махнул рукой Раф, всем своим видом показывая, что тридцать лет – это детский возраст.
Габриэль ушел в кухню, чтобы приготовить чай, и Клементина, воспользовавшись его отсутствием, спросила: