— Ты бы лучше пошёл прогуляться. Я вижу, ты совершенно не способен заниматься сегодня.
— А правда, пожалуй, — ответил Октав, с радостью хватаясь за это предложение, которое позволяло ему увильнуть от занятий.
Надев шляпу, он сбежал с лестницы и мигом очутился на улице. Но, пройдя несколько шагов, он остановился у первого же уличного фонаря и, вынув из кармана письмо отца, снова начал его перечитывать. Ему нужно было ещё раз убедиться, что все это не сон.
— Полмиллиарда! Полмиллиарда! — повторял он — Это значит, по меньшей мере двадцать пять миллионов годового дохода! Если отец будет давать мне хотя бы миллион в год или даже полмиллиона, ну пусть даже четверть миллиона… какое это будет счастье! Ведь с деньгами можно все сделать. А уж я-то сумею их употребить! Ведь не дурак же я на самом деле! Пройти конкурс в Центральную школу — это что-нибудь да значит! И ко всему этому у меня теперь титул баронета. Будьте покойны, я сумею носить его с достоинством…
Октав мимоходом взглянул на своё отражение в зеркальной витрине магазина.
«У меня будет собственный особняк, свои лошади. И у Марселя тоже будет лошадка! Ну, разумеется, если я буду миллионером, он будет жить так же, как я. И как хорошо, что это случилось теперь! Полмиллиарда… И титул баронета! Вот странно: теперь, когда это произошло, мне кажется, что я давно этого ждал. Точно у меня было предчувствие, что вот-вот что-то должно случиться, что я не всегда буду корпеть над книгами и чертежами. Ах, я до сих пор не могу опомниться, как во сне!»
Предаваясь этим восторженным мечтам, Октав шёл по улице Риволи. Дойдя до Елисейских Полей, он свернул на улицу Рояль и вышел на бульвар. Прежде он с полным равнодушием проходил мимо витрин, зная, что все это великолепие, выставленное в них, не имеет к нему ни малейшего отношения. Но сейчас он остановился и, как заворожённый, смотрел на сокровища, которые в любую минуту могли стать его собственностью.
«Все это моё! — мысленно говорил он себе. — Для меня голландские пряхи вертят свои веретена, для меня эльбефские ткачи выделывают свои тончайшие сукна, часовщики делают часы; для меня сияют тысячами огней люстры в Большой Опере, надрываются скрипки, поют знаменитые певицы. Это для меня жокеи объезжают чистокровных лошадей, для меня загорается ослепительным светом „Английское кафе“. Весь Париж мой! Весь мир принадлежит мне! Я отправлюсь путешествовать! Ведь должен же я посетить свои владения в Индии… А там, в Индии, захочу — куплю себе пагоду, со всеми её бонзами и идолами из слоновой кости. Заведу себе слонов! Устрою охоту на тигра! Какое оружие у меня будет! Какая шлюпка! Да что шлюпка! Нет, я заведу себе роскошную быстроходную яхту и отправлюсь куда захочу; буду останавливаться где вздумается. Да… кстати, насчёт путешествий… Ведь я должен сообщить эту новость матери. Не отправиться ли мне сейчас в Дуа? Гм… а как же школа? Ну что школа, о ней сейчас можно забыть. А вот Марсель… Ему надо дать знать. Пошлю-ка ему телеграмму. Он, конечно, поймёт, что мне не терпится увидать своих».