И как я была с ним согласна!
В мгновенье ока на замок обрушился огонь двух драконов Алауэн Ту, одного очень азартного огненного асура и разозленной магианы.
Меня как бескрылую и крайне неусидчивую особу поставили на землю и унеслись в небо. А я уж осталась внизу разбирать по камушку магическое творение. Пальцы с горящими от магии ногтями ворвались в пульсирующую ткань камня, как в мякиш хлеба, как в тесто, замешенное хозяйкой спозаранку. И через руки в само нутро замка проникла моя воля, противопоставив себя самому его существованию. Сооружение задрожало, было бы живое — завопило бы. Это больно, когда тебе говорят: «Умри, умри, не существуй, я отпускаю тебя». И камень выл и сотрясался, сходя с ума от огненных птиц, прожигающих его стены, и от глубокого всепроникающего желания саморазрушения.
Этим-то и отличается магически возведенное сооружение от построенного обычным путем, пусть и укрепленного магией. У простого камня есть своя воля, а не воля создателя, которую можно перехватить.
Несколько минут я еще боролась с хозяйской волей, но спорить со мной не у каждого выходит, хотя и противник тоже попался не слабый. Я чувствовала его, точнее ее. Чувствовала и узнавала, изучала, как лаборант препарированную мышь. Своих мыслей мне скрывать было не за чем, в отличие от нее. Я открыла перед ней все шлюзы, все воспоминания, сметая чужое сознание.
Это как смотреть в глаза ведьме. В мои глаза, полные усмешки и боли.
Так получай, паскудная баба, всю ту боль, что я почувствовала перед умирающим другом. И его боль от потерянной любимой, и боль родственников тех, кого ты обрекла на смерть, и боль самих жертв, и «Танец скорбного огня». Все, что было, что душило — все, что она натворила.
Подавись, Шала!
Я почти воочию видела, как задрожало тело молодой магички, пропитанное взятой силой магией единорогов. Как она отлетела на добрый десяток шагов, ударилась о стену агонизировавшего здания, как кровь хлынула у нее из носа и изо рта, как сжались легкие, словно от сокрушительного удара…
В следующее мгновение я поняла, что нет здесь более чужой воли, есть только моя воля.
«Ну надо же!» — подумала я, когда замок наконец взорвался на тысячи осколков.
А с учетом того, что чьи-то шаловливые пальчики все еще находились в камне, взрыв, можно сказать, произошел перед самым моим носом.
Воля-то моя, и замок мой, так что ни один камень не посмел ударить или даже поцарапать меня. Да только взрывной волне этого никто не объяснил. Понятное дело — меня швырнуло в сторону, как пнутый мальчишкой мячик.