Розовая в лучах восхода, оставляя за собой широкий пенный след, к берегу, гудя, как пчела, шла лодка с воздушными веслами на корме, подобными двум ветряным мельницам. Низкая и закрытая, вся траурно-белая, без украшений и орнамента, как погребальный саван с серебряным шитьем. Мертво сверкали зеркальные грани колпака и окантовки бортов, непонятные красно-оранжевые символы пятнали тупой нос.
«Кто посмел нарушить покой тайного сада Пивон? — подумала я. — Мороки или вестники? Надо сидеть тихо, но смотреть зорко. Утренняя стража ещё не скоро. Нет ли зла?»
Среди реки, в отдалении примерно одного ли, виднелась другая лодка, схожая с первой, как два куриных яйца. Первая уткнулась в набережную. Раздался хлопок, и небо над Ханганом озарил белый мерцающий свет, затмивший Солнце. Резкие черные тени протянулись от каждой ветки и травинки навстречу истинному светилу. В страхе я закрыла глаза, не смея дышать. А когда зрение вернулось, то сквозь радужные пятна я увидела двух великанов, уже стоящих на берегу. Один держал в руке догорающий искрами сигнальный факел. Блики огня плясали на серебре зеркальных шлемов, отражались в облитых металлом телах и в нечеловеческих зеркальных глазах. Чужие и грозные, как сказочные Лунные демоны, они молча ждали.
Распорядитель утренних церемоний, оказавшийся тут в неурочный час, тоже как будто оцепенел. Воин, что пониже, не кланяясь, заговорил, странно коверкая слова:
— Великое дело! Срочное послание Вану Чосона от Князя Севера! Первому же, кто может говорить с Ваном, следует быстро и тайно передать то, что Ван должен получить немедленно, лично в руки.
Распорядитель, побагровел от гнева на непочтительность, а он, по слухам, был человек высокомерный и злопамятный. Однако, услышав его ответ, я и сама ощутила прилив крови к лицу.
— В этот час тут нет столь достойных людей, — прошипел он, — разве что к вам подойдет женщина для удовольствий!
Да как он смеет, старый евнух, за глаза, при чужих людях, звать низкой кличкой хозяйку задних покоев Господина, пусть ещё и не давшую ему наследника? Гордо выпрямившись, я резким движением, так что разметались полы одежды, шагнула из-за кустов и строго спросила:
— Кто оскорбляет слух почтенного гонца искажением чужого титула?
Прохвост сделал вид, что ничего не случилось, подчеркнуто вежливо поклонился и, как бы только узнав меня, торопливо запричитал:
— О благородная госпожа! Вам, как первой фрейлине двора, не подобает находиться рядом с этими чужеземцами, тем более говорить с ними… И осекся, увидев широкую улыбку, озарившую лицо посланника при этих словах… Словно храмовый гонг ударил у меня в голове! Я забыла, что стою совсем одна, босая как деревенская девчонка, и глядя прямо в зеркальное забрало, повелительно протянула руку. Оба серебряных воина вытянулись передо мною. Потом один хлопнул в ладоши.