Повелительно требовалось разрешение вопроса о том, как заменить на плантациях и в рудниках индейцев, которых убивал этот труд. Тропическое солнце требовало для плантационного труда более крепкую расу. Не очень тревожили плантаторов обличения их варварских жестокостей Лас Касасом, не весьма убоялись они даже и «гуманного» законодательства барселонской хунты 1542 г. Но с тропическим солнцем нужно было считаться. Оно переводило их крепостных не в «королевские вассалы», а на тот свет, и исполняло это дело все увеличивающимися темпами. Энкомиенды пустели. Заставить работать на плантациях белых рабов (например, преступников, осужденных в Испании или в самих колониях) нечего было и помышлять: они перемерли бы еще быстрее.
Взоры плантаторов, взоры испанского правительства, взоры купцов и банкиров Мадрида, Барселоны, Севильи, связанных интересами с заморской торговлей, обратились к Африке, к таинственному «черному континенту».
Даже сердобольный Лас Касас с жаром одобрил эту идею: заменить индейцев привозными африканцами. Всю отпущенную ему от природы сострадательность он истощил на индейцев. На африканцев ее уже не хватило. Тем не менее не он первый указал на африканцев, как это часто повторяется по традиции. О них думали уже с первых лет плантационного хозяйничанья испанских колонистов на Антильских островах. Во второй половине XVI в. вопрос созрел окончательно.
Перейдем теперь к истории завоевания испанцами Перу. Старые испанские историки вроде иезуита Апелло Олива, написавшего в 1631 г. историю Перу и пользовавшегося устными рассказами и преданиями, а также, вероятно, исчезнувшими потом документами, передают историю Перу так. Еще Васко Бальбоа, первый европеец, перешедший через Панамский перешеек и увидевший Тихий океан, прослышав о существовании где-то на юге богатой страны, задумал направить экспедицию вдоль южного Тихоокеанского побережья, но погиб, не успев осуществить своих планов. Этот план осуществил Франспско Писарро, офицер его отряда. Писарро происходил из обедневших дворян, но был ловок и предприимчив. Собрав небольшую компанию солдат и авантюристов приблизительно от 80 до 180 человек, он купил суденышки и в ноябре 1525 г. отправился в дорогу. Путь был долгий, трудный, неведомый. В первые же недели многие умерли голодной смертью, уцелело человек 20, они и продолжали поиски. После многих бедствий и столкновений с местными жителями они получили некоторое подкрепление от губернатора Панамы, к которому Писарро посылал с просьбой своего помощника Альмагро. Но все-таки долго ничего не выходило из затеянного, и спутники Писарро громко проклинали его и готовы были возмутиться. Наконец Писарро оказался бессилен их удерживать, и, собрав всех, он провел по песку черту и сказал: «Кто из вас готов терпеть голод и бедствие и пренебрегать опасностями, чтобы довести до конца славное предприятие, переступите через эту черту и соберитесь вокруг меня». Всего 13 человек ответило на этот призыв. Остальные покинули своего предводителя. С оставшимися спутниками Писарро поплыл дальше к югу, и через два месяца они увидел вдруг на берегу громадный город с великолепными зданиями. Испанцы не решились высадиться все вместе, чтобы было кому вернуться в Панаму и рассказать о виденном. Они имели все основания бояться, что их всех могут перебить. Вызвался рискнуть жизнью один из них, по своей охоте. Его все же не убили, он погулял по городу, сопровождаемый изумленной толпой, никогда не видевшей белого человека. Вернувшись на корабль, он рассказал своим товарищам о золотых и серебряных предметах, о богатых дворцах и тонких тканях, которые он видел.