— Может, имеет смысл попытаться проникнуть в лифт, — сказала я.
— И что тогда? Поднимешься на высоту восьмидесяти этажей, цепляясь руками за кабели?
— Возможно.
Под серебристой тканью разглядеть выражение лица Тобита не представлялось возможным, но от него так и веяло скепсисом.
— Ладно, — кивнула я. — Может, попробуем расколотить дверь топором Весла?
— Только вывихнешь запястья, — ответил Тобит. — К тому же есть способ полегче. Давай сначала его испробуем.
Он вошел в соседнюю комнату, остановился прямо в гуще неподвижных предков и откашлялся. А потом его горло извергло целую мешанину звуков — одни звучали как фальцет, другие как бас; одни были текучие, будто слюна, другие хриплые, словно от удушья. Тон был энергичный, но без ноток принуждения — командный, уверенный. Когда Тобит закончил, во всех углах помещения послышался шелест. Закрытые глаза замигали. Пальцы начали сгибаться и разгибаться.
— Ты говоришь на их языке? — в изумлении прошептала я.
— На протяжении восьми лет я был для морлоков всем, Рамос. Думаешь, я не справлюсь с этими стекляшками у меня под ногами?
Он повернулся к предкам и заговорил снова, очень отчетливо, широко раскинув руки.
В одном углу поднялась стеклянная рука, а за ней стеклянная голова, удивленно мигая глазами. Кто-то вздохнул. Кто-то глубоко задышал.
— Мне казалось, у них мозги превратились в кашу, — прошептала я.
— Им просто скучно. Можно привлечь их внимание, только если сказать что-нибудь такое, чего они никогда не слышали.
— И что же ты им сказал?
— То, что запомнил из «Генриха V». Какой-то засранец адмирал ввел для инструкторов в Академии курс Шекспира. Ну, я и сказал этим стекляшкам: «Снова в бой» и прочий вздор в том же духе. Соберитесь с силами, заставьте кровь быстрее бежать по жилам, сломайте дверь. Черт меня побери, если я знаю, как перевести «День святого Криспиана» [7].
Предки наверняка мало что понимали из его речей — вряд ли Тобит сумел пронять их стихами Шекспира… да еще с ходу переводя их по памяти. Сильнее всего тут сработал эффект новизны: впервые человек в серебристой одежде разглагольствовал перед ними, призывая напасть на Францию. Думаю, именно это заставило их подняться.
Руки сжались в кулаки. Спины горделиво распрямились. Тобит сделал жест в сторону запертой двери.
Спустя несколько мгновений дверь уже не представляла собой препятствие.