Очевидно, Михаил при виде жены друга детства слегка переменился в лице, во всяком случае, он поймал на себе насмешливый взгляд Вики и спешно принял совершенно индифферентный вид.
– Володя, – воскликнула Маргарита Леонидовна неожиданно густым басом, который просто не мог принадлежать столь худому и неуклюжему существу, но все-таки принадлежал. – Володя! Какое счастье, ты жив!
Сделав несколько шагов, она пересекла расстояние, отделявшее ее от распятого на тросах Блинчика, проскользнула в щель между его задранной загипсованной ногой и приподнятой рукой в лангете и припала к Блинчиковому животу, плавно переходящему в грудь, темпераментно, как княгиня Ольга на могильный холм князя Олега.
Ребра Блинова, крепко схваченные давящей повязкой, похоже, хрустнули вторично. Он закатил глаза и замычал, но этот жалобный звук был заглушен рыданиями счастливой супруги.
Плотникова насмешливо приподняла бровь и, чмокнув Сергеева в перепачканную йодом щеку, шепнула на ухо:
– Я пока выйду.
В дверях Вика столкнулась с входящими в палату столпами украинской национал-демократии. Титаренко вежливо кивнул, попытавшись изобразить улыбку своим подобием рта. Получилось похоже, но почему-то угрожающе.
А Сидорчук действительно обрадовался. Расцвел майской розой, чмокнул Плотникову в щеку, аккуратно, держа дистанцию, поддержал за локоток, шепнул что-то на ушко. Вика, скосив на Сергеева хитрый глаз, тихонько рассмеялась и, шепнув Петру Виленовичу что-то в ответ, выскользнула из палаты в коридор, едва кивнув Лаврику, все еще держащему дверь открытой.
В руках у Лаврика был пакет подозрительной формы, к тому же позвякивающий. Он, не выпуская ноши из рук, так и остался у входа, а Титаренко с Сидорчуком, пройдя чуть вперед, замерли возле кровати Блинчика, словно почетный караул у мавзолея. Оба в темных официальных костюмах, белых рубашках, однотонных галстуках и черных остроносых туфлях – ни дать ни взять мафиози, пришедшие проводить друга в последний путь.
Титаренко внимательно посмотрел на Сергеева. Взгляд у него был тяжелый, немигающий, как у ужа, но без враждебности – так рассматривают экспонаты в музее естественных наук – вершину творчества местного таксидермиста, побитую раскормленной молью.
Сергеев взгляд выдержал спокойно, улыбнулся в ответ, подумав про себя за те несколько секунд, что Титаренко сверлил его глазами, что иметь Александра Леонидовича во врагах – роскошь, доступная далеко не всем. Нехороший взгляд был у Александра Леонидовича, тяжелый. Раньше такой взгляд называли «дурным глазом». Может быть, поэтому и не любил партийный лидер появляться на фотокарточках и в телевизионном кадре. В сравнении с ним даже российский коммунистический вождь Зюганов, до того как имиджмейкеры научили его улыбаться, а не показывать коренные зубы в свирепом оскале, выглядел нежным и пушистым воспитателем младшей группы детского сада.