За дверью, в которую добры молодцы пропустили Михаила впереди себя, был предбанник с сидевшей в загородке вахтершей цивильной наружности, но одетой в вохровскую изрядно потертую, шинель.
Потом – казенного вида коридор, с хорошей отделкой по стенам и потолку, современными светильниками, но все равно какой-то сиротливый, с дешевыми дерматиновыми диванчиками и арестантским запашком казенного учреждения.
В коридоре никого не было, вытащенные из неизвестно какого запасника красные ковровые дорожки скрадывали шаги, а за четвертыми по левой стороне дверями, в небольшом, метров на двадцать квадратных, кабинете, Сергеева встретил Костя Истомин.
Истомин никогда не был ему близким другом. Нет, конечно, они были хорошо знакомы и даже были на «ты». Истомин был чуть старше, но не критично, во всяком случае, в отрыв не ушел, и Сергеев в те далекие времена проигрывал ему всего одну звездочку на погонах.
С тех пор Костя прибавил в весе как минимум пару пудов, потерял больше половины волос, через редкий пух которых теперь проглядывала, поблескивая, лысина, но сохранил живой взгляд карих, умных глаз, густые, как сапожная щетка, усы и хорошую белозубую улыбку.
Истомин – и тогда, и сейчас – казался этаким душкой – добрым увальнем, но являл собой яркий пример того, насколько бывает обманчива внешность.
Те две операции, в которых Сергеев когда-то участвовал вместе с Константином Олеговичем были не для слабонервных. По слухам, после распада СССР, Костя подался за рубежи Родины: поговаривали, что в ЮАР, и вовсе не для борьбы с апартеидом.
– Ну, здравствуй, Миша! – сказал Истомин, вставая из-за стола.
Он не ограничился рукопожатием, а крепко обнял Сергеева и похлопал по плечам, как старый боевой товарищ.
– А я-то думаю, чего вдруг Рысина «семафорит»? Кто это там на огонек забежал? А это ты! Рад тебя видеть. Несказанно рад, Мишка! Честно!
Сомневаться в искренности слов Истомина у Михаила повода не было. Напротив его фамилии в списках Конторы давно стоял прочерк. Списала его Контора окончательно и напрочь. Посему в добрые чувства Кости верить было можно – он все равно как пришел на могилу боевого товарища, положить цветы да чарку выпить. Чего в такой момент врать? Незачем.
От плеча Истомина слегка пахло сигарным табаком и канцелярской пылью. По одному этому запаху Сергеев мог определить, что Константин Олегович достаточно высокопоставленный и высокооплачиваемый, чтобы сохранить дорогостоящие привычки, кабинетный работник.
Хотя вывод мог быть и поспешным – в свое время «в поле» Истомин был одним из лучших. Такими кадрами Контора не разбрасывалась.