Клинок кричал, захлебываясь чьей-то жизнью, — она входила в него, как гигантская волна океана в узкое русло ручья. И он уже не хотел ее пить. Ее нельзя было пить.
Лиэн мчался во весь дух, словно ветер по ровному полю, как будто поверивший его слову лес расступился и сам выкинул его на опушку. Рогатину пришлось воткнуть в землю — эта палка сейчас ничем не поможет.
Бесшумно слетев с пригорка, охотник вложил в удар всю силу несшего его ветра. Черноволосый эльф, прижимавший кого-то к земле — кого-то, под чьим телом кричал меч, — покатился в сторону, и Лиэну хватило времени снять седого эльфа с клинка и выхватить нож. Черноволосый сразу поднялся, и лицо его было багровым, а волосы, как показалось Лиэну, превратились в острия шипов. Враг подхватил освобожденный меч, широко размахнулся, но охотник не дал ему набрать разящей силы: подпрыгнул и парировал огненный поток лезвием ножа.
Соприкоснувшись с драконьей костью, Алкинор вспыхнул звездой, — так ярко, что враг выронил его и отшатнулся. Не дав ему опомниться, Лиэн у самой земли поймал сияющий меч за рукоять и швырнул в противника. Тот успел поднять с земли двуручник и отбить удар. Клинок отлетел прочь, но охотник, одним прыжком сократив расстояние между ними, полоснул ножом по груди врага. Брызнули яркие искры, тот упал и остался недвижим Лиэн уже не стал смотреть, что там с ним: не до того — вокруг начали шевелиться эльфы, которых он, вбежав на пригорок, принял за мертвых.
Он поднял седого эльфа, в котором узнал мастера битв из столицы, и потащил его к лесу. Попутно поразился: какой он тяжелый для эльфа. Или это пришла запоздалая боль в запястья рук, сдержавших ножом удар меча?
В этот миг из леса вылетели посланные за ним в погоню лучницы. Только увидев их на опушке, Лиэн понял, что кожу лица все еще жжет. Он забыл о нем. Забыл!
Сзади раздались крики. Он оглянулся: лежавшие за пригорком тела поднялись и тоже двигались к нему, но куда медленнее, чем помощницы дриады. Словно нежить, только что поднятая богиней Мортис.
— Я пропал! — сказал он сам себе. И все же положил седого эльфа наземь, когда лучницы подбежали почти вплотную.
А потом пришлось мчаться так, как он никогда в жизни не бегал, даже на крик меча. Вокруг свистели стрелы, и охотнику отчего-то казалось, что он сам накладывает их на тетиву, натягивает ее, целя себе же в спину, которую смутно видел впереди, — и таким явственным было это ощущение, что он мысленно же вильнул в сторону, сбивая прицел.
«Лес, великий Лес, мы же все твои дети! Древко стрел — твоя плоть, и я — твоя кровь! Не убей, Лес, пощади», — молился он странными, неизвестно откуда пришедшими словами.