средство является единственным, способным вернуть мне обожаемого супруга, ибо если супруг меня все еще любит, он упадет к моим ногам, доказав тем самым свою невиновность, а если он оттолкнет меня или станет колебаться, значит, он меня разлюбил. Его вина будет доказана, и я буду знать правду. Но вы же понимаете, отец мой, насколько тяжела такая игра для моего сердца! Как могу я притворяться, что люблю кого-то другого, а не моего Альфонса? Как смогу слушать речи, коим я привыкла внимать только из его уст? О нет! Нет! Это невозможно. Сжальтесь надо мной, святой отец, скажите, что мне делать?
— Начну с того, сударыня, — ответил священник, — что клевета, возводимая на вашего мужа, вызывает у меня отвращение, и я, разумеется, не могу с ней согласиться. Если и есть в мире человек, чье благонравие я могу засвидетельствовать без всяких колебаний, так это господин де Ганж. Не стану повторять адресованные ему хвалы, которых и без того немало в вашем сердце и которые по справедливости ему продолжают воздавать. Установив сию истину, я мог бы обойтись без продолжения, презрев советы того, кто дерзнул вам их дать, ибо я уверен, что набраться подобных советов можно было только в местах злачных, кои я безмерно презираю. Но все же я отвечу. Извольте, сударыня, запомнить, что никогда не дозволено делать вид, что совершаешь преступление, даже когда это требуется для раскрытия подлинного преступления или для предотвращения такового. Ведь следуя внушенному вам ложному принципу, вы рискуете нанести добродетели два оскорбления вместо одного, что недопустимо, а потому неприемлемо... Повторяю, вы обязаны
отвергнуть саму идею подобного обмана, в которой собеседник ваш, судя по всему, не видит ничего предосудительного. Ваш муж ни в чем не виновен, и вам не следует делать вид, что вы виновны, тем более что вы намерены это сделать исключительно для того, чтобы узнать, как же на самом деле обстоят дела. Если он виновен, ваша безнравственная уловка ни к чему не приведет, а если невиновен, она оскорбит его. Я не стану призывать вас не доверять тому, кто посоветовал вам прибегнуть к подобного рода мерам, — не в моих привычках подозревать людей в злом умысле. Тот, кто дал вам такую подсказку, скорее всего был искренне убежден в истинности своих слов. Но не следует создавать собственное мнение на основании слабостей других, равно как волноваться из-за призраков, которые наверняка являются плодом душевной доброты того, кто вас так напугал. Не меняйте вашего поведения, сударыня; удвойте вашу нежность к невиновному супругу, и пусть эта нежность станет единственным факелом, служащим вам для того, чтобы убеждаться в истине: когда ты творишь зло, тебе трудно спрятаться; и если бы ваш супруг был виновен, чего я совершенно не могу себе представить, ваше удвоенное внимание по отношению к нему охладит его, а не воспламенит еще более. Это единственное испытание, коему вы вправе его подвергнуть, и поверьте, сударыня, оно наверняка завершится успешно, скажу больше: вы успокоитесь и узнаете истину, не надевая на себя маску преступления.