Школа негодяев (Валетов) - страница 127

На первых же двадцати минутах приготовления Умка понял, что любимый в Африке АК, здесь является дополнительным оружием. Чернокожие шумные мужчины вдруг опоясались пулеметными лентами, напомнив Сергееву революционные фильмы с балтийскими матросами. Огневая мощь трех стальных «пирог» вызывала уважение. На каждой лодке минимум пять человек были вооружены ПКМами>[46] или М60.>[47] Вдоль бортов крепили трубы РПГ советского производства, оснащенные самыми разнообразными «выстрелами». Умка даже рассмотрел несколько похожих на раздутые железные цилиндры «термобарок»>[48] и узкие «карандаши» осколочных гранат.

Грузился народ споро, без лишних сантиментов. Видно было, что выходить в море так, внезапно, без подготовки, дело для них привычное. Десять человек на лодку, первый на нос, восемь на поперечные банки>[49] по двое, десятый – к румпелю. Во встроенные баки заливался бензин – литров по 200, запасные канистры крепились под сидушками. Ничего лишнего. Все-таки Исмаил определенно обладал военным талантом.

Хафиза и его людей посадили в один катер, Умку со спутниками – в другой. Исмаил лично выбрал тех, кто должен был уступить пришлым свои места на борту. Его послушались беспрекословно. Еще одна гортанная команда – и экипажи суденышек вместе с деревенскими жителями принялись толкать лодки в полосу прибоя. Когда вода прибыла по грудь, здоровяки, оставшиеся по одному на каждом борту, принялись выдергивать своих товарищей из моря, помогая перебраться через высокий борт шлюпки. Вся процедура длилась не более пяти минут. Заработали мощные ухоженные моторы, загомонили, рассаживаясь, бойцы, зазвенели пулеметные ленты, одетые поверх разорванных рубах и выцветших футболок.

Рассекая металлическими форштевнями волну, катера начали удаляться от берега, где у лодочных сараев остались женщины, дети, несколько стариков и с десяток взрослых мужчин. Никто не махал лодкам вслед, никто не кричал слов прощания.

«Провожала на разбой бабушка пирата… – подумал Сергеев, пытаясь устроить зад поудобнее на жесткой деревянной банке. – Ну, и тяжелый хлеб у исмаиловых подопечных. Не позавидуешь».

Выйдя на сравнительно гладкую воду, все катера прибавили ход. Качка стала менее амплитудной, но мелкая вибрация заставляла сжимать зубы, чтобы не потерять пломбы. Привычные ко всему сомалийцы курили, общались между собой, хохотали, изредка косясь на бледного, как штукатурка, Базилевича, сидевшего впереди Умки. Хасан примостился справа от Михаила, на той же банке, и тряску выносил стоически. Он уже привык обходиться без очков и практически перестал щуриться, если только не попадал на яркий солнечный свет.