— Стойте! Да стойте же, мать вашу!!! Хватит!!!
Я принялся расталкивать наших. Не сразу, но мне удалось остановить избиение. Наступила тишина, и только тихонько плакала побледневшая Иринка, держась за ногу. Между ее пальцев сочилась кровь.
Девчонки из «Ртути» с пистолетами-пулеметами наперевес угрюмо молчали, держа «Алых» на прицеле. Подбежала Саша, которой Толик посоветовал в драку не лезть. Она села на корточки рядом с Иринкой и осторожно убрала ее руку с лодыжки.
— Ну тихо, тихо… убери руку. Все, все, сейчас сделаю укол и будет не больно. Вот… так. Ой… кажется, ей тросом кусок кожи сорвало. Сейчас пеной из баллончика закрою.
— Все! — Отдышавшись, подвел итог Толик. — грабежей больше не будет, ясно?!
Побитые «Алые» мрачно отвели взгляд, только Женька злобно смотрел на меня одним глазом: второй заплыл.
— Пошли.
— Подожди, надо Иринку в Лагерь отнести, она сама идти не сможет.
— Ладно… Иринку отнесем.
Подошел Мишка с дымящимся огнеметом за плечом. Оторвав ветку от ближайшего куста, он забрал у Лены пистолет-пулемет и плотно забил ветку в ствол, после чего кинул оружие Женьке:
— Пусть сам тащит, будем еще за вас ваше барахло тащить… увижу, что до Лагеря ветку вытащил, жопу сожгу.
Девчонки повторили операцию над остальными пистолетами-пулеметами и раздали их владельцам. Так же молча мы соорудили носилки из двух палок и двух джинсовых курток и уложили на них порозовевшую от лекарства Иринку. Я и Толик подняли носилки и пошли к Лагерю, стараясь не трясти.
В получасе ходьбы от Лагеря я попросил Мишку:
— Миш, возьми носилки… я сейчас.
Я ушел в кусты и там упал на колени. Некоторое время я стоял так, прижав руки к животу, потом меня стошнило.
Вечером в Лагере Женька подошел ко мне сзади и тронул за плечо забинтованной рукой. Я обернулся; он смотрел на меня, не мигая, в ноздрях у него были плотные ватные шарики, напитавшиеся кровью, под глазом расцвел могучий синяк.
— Слушай меня. Слушай меня внимательно. Я тебе отомщу, понял? Не этим сучкам из «Ртути», и не этому ублюдку детдомовскому, хоть это и он затеял. Я тебе, гад, отомщу.
Он так приблизил ко мне лицо, что я ощутил запах земляничного мыла, которым он смывал кровь.
— Потому что никто не смеет меня жалеть, понял? А особенно ты.
Я не стал ни оправдываться, ни отвечать грубостью. Я просто повернулся и пошел прочь. Этой ночью я спал тяжело и без снов.
* * *
Прошло три месяца со дня той памятной драки. «Алые» больше не совались на наш сектор, неожиданно для всех они сами начали приносить весьма солидную добычу. Толик и Саша уже не прятались по закоулкам, как прежде, а открыто ходили всюду вместе; Игорь даже не то в шутку, не то всерьез предложил им переселиться в соседнюю, пустующую комнату, но они отказались.