Окончательно убедившись, что брат — не плод его воображения, Алексей подошел к матери и сообщил, что возрастание проходить не будет.
— Та конечно в крик, слезы, уговоры… но я сказал: не пойду, и хоть ты режь. И вот, все с родителями едут к Центру, а я дома сижу. Заходит ко мне человек, вроде в штатском, но все равно видно: государственный. Спрашивает ласково так, сволочь: «что это ты, Леша, чудишь?» и тут сверкнуло что-то и я сознание потерял. Это мне потом уже сказали, что он парализатором меня щелкнул, а тогда я не понял. Очнулся ночью в больничной палате, спина болит. Сунул руку — а на пояснице пластырь. И знаешь, такая обида меня взяла на весь мир… уж не знаю, откуда силы взялись, взял табуретку и швырнул в окно. И сам следом, этаж был первый. И спрятался…
— Где? — недоуменно спросил я.
— Ну, сам подумай: где в многомиллионном городе можно спрятаться от людей? Там же, где посреди Болота можно спрятаться от крыс: под землей. В больничном дворе я поднял крышку люка и прыгнул вниз.
Ты не представляешь себе, Максим, над чем ты каждый день беспечно гулял… подземные коммуникации под большим городом — это целый мир. По туннелям я пробрался в какое-то подсобное помещение под супермаркетом, где и устроил свое логово. И знаешь, я не просто прятался, у меня была цель: я решил победить вирус, меняющий меня.
— Как? — удивился я. Мне представился Алексей, сидящий в позе лотоса и силой мысли изгоняющий из себя вирус.
Алексей смущенно усмехнулся:
— Я воровал рис…
Днем Алексей спал, а ночью, когда в супермаркете не оставалось людей, он проникал на склад и крал пакетик саморазогревающегося риса. Каждый день вирус все более завладевал его мыслями; однажды утром Алексей вдруг осознал, что в совершенстве знает несколько языков, из которых ни слова прежде не слышал, и может процитировать весь свод законов. Красть рис становилось все труднее — вирус не позволял Алексею нарушать закон. Но самым страшным оказалось то, что Алексей начал забывать брата.
— Я долго думал, как ИМ удается заставить всех забывать… думаю, дело вот в чем:
Алексей вынул из кармана потертый кусочек плотного картона. Если постараться, на некогда белой поверхности можно было увидеть схематичное изображение лица парнишки лет пятнадцати. Грубоватые штрихи, обрисовывающие лицо, причудливо переплетались со странными, угловатыми узорами, так что лицо не сразу можно было различить.
— Это я. Через неделю после моего побега я обнаружил эту картонку вложенной в пачку газет… думаю, это какой-то психокод, изначально заложенный в вирус. Инфицированный человек, увидев такой «портрет», забывает изображенного на нем. Должно быть, когда не прошел возрастание мой брат, я краем глаза видел что-то подобное — может, в газете, а может, по телевизору или на уличном плакате, но забыл. А потом вот, аукнулось…